- Ну хоть нам меньше работы, - пробормотал ему в спину Рей.
- Чего?
- Меньше работы, - уже громче повторил Рей, раскладывая купленный в гостинице обед, пока Дивлет распоряжался насчёт хора. За едой хромой сходил сам. Не иначе паранойя взыграла.
- А что, мы занимаемся чем-то тяжелым?
- Мы занимаемся чем-то не тем, - огрызнулся Рей, облизывая испачканные в масле пальцы. Его взгляд неторопливо бродил по мрачным стенам Дома Молитвы. За окном стоял ясный солнечный день, и падающий живой свет делал это место чуть более похожим на радостным дом Мату-Ине. - Убийство Айви - не наше дело.
- Не наше, но она прицепилась к Ма. Ты знаешь, как от неё избавиться?
- Нет, - Рей немного смутился и уткнулся взглядом в свою лапшу. - Ты уже отправил отчёт старику?
- Угу.
- Он ответил?
- Да, мгновенно, он знаешь ли, на телеграфе теперь живёт.
- Извини, сглупил.
- Ты мне лучше скажи, что нам делать с Оглом. Есть хоть небольшой шанс, что он радикал? Или хотя бы сраный еретик. Сторонник святого престола и уничтожения Синода. Или хотя бы просто идиот.
- Определённо, сочувствующий Престолу.
- Сочувствие трибуналу не предъявишь. Доказательства найдём?
- Мой глаз давно закрылся, если ты забыл. Спроси Марку, если тебе так не терпится отдать его под суд.
- Мне плевать на него. Но убийство Кадеров мы не раскроем, тут даже Глаз для предвидения не нужен. У нас ни сил, ни времени. А предъявить совету надо хоть что-нибудь. Хоть какую-то кость, иначе нас самих сожрут.
- Не хочешь уезжать из столицы?
- А что нам делать за её пределами? И с Ма что будет? Её переведут в другую группу, а кто ей там будет так дуть в задницу, как я дую?
Рей кивнул. Они помолчали.
- Рей, как ты думаешь, у него есть Глаз?
- Марка сказала, что он пытался спрятать следы на месте убийства.
- И значит, он закрылся.
- Почему?
- Ты сам только что сказал, что он пытался спрятать следы на месте убийства.
- Не обязательно.
- Это как? Он же совершил преступление!
Рей хихикнул.
- Див, ты всю жизнь живёшь с видящей сестрой, а до сих пор не понял, что такое Глаз? Если Огл верит, что поступил правильно, если он верит в это, если у него есть уверенность, что он не преступник, то с его Глазом всё в порядке. Он мог всех в доме убить, считая это праведным поступком. Мало ли, что у него в голове закрутилось. Может быть, шизофрения нашептала, что они все отродья демонов. И всё. Он будет уверен, что совершил благое дело во славу Извечного Огня.
- Мне этого не понять.
- Потому что ты нормальный человек и мозги у тебя тоже нормальные. А есть ненормальные с ненормальными.
- И место им на Старом острове, - пробурчал Дивлет.
- Туда придётся половину королевства так поселить, если не больше. Всех, кто думает, что если украсть у соседа, сплетничать и обвешивать на торгу - не преступление. Самовнушение страшная сила. Да, и как говорит сестра Симона, нет здоровых людей, есть недообследованные.
- Сестру Симону тоже надо на Старом Острове запереть. Она ничем не отличается от своих психов.
- Ну, она достигла неплохого прогресса в лечении некоторых своих несчастных.
- Сомнительные успехи, я бы сказал.
- Ты хоть одну её статью читал?
- Нахрена, если я и так видел, что результат херовый? Ни один из её “экспериментов” так до конца и не выздоровел.
- Но у них наметился прогресс. Они сумели облегчить боль этих несчастных.
- Толку-то от этого облегчения, если они были психами и остались ими?
- Будем спорить об успехах современной психиатрии?
- Нет, - Дивлет собрал грязную посуду и унёс её в чулан для богослужебной утвари. - Тебе бумаги хватает?
- Если они не начнут мне надиктовывать Песни Илеи - вполне.
Новость, что храмовники собираются допросить хор девочек, привела город в чудовищное возбуждение. К назначенному часу перед домом Молитвы собралась внушительная делегация из матрон в шляпках, цветных платьях с накрахмаленными воротничками и гораздо меньшего количества наряженных девочек от почти младенцев лет пяти до уже почти зрелых девиц на выданье. Некоторых девочек кроме матери и бабки сопровождали и другие родственницы женского пола. Некоторые привели всех детей. Дивлет посмотрел на это собрание в окно и поморщился.
Он ненавидел допрашивать детей.
Закон требовал, чтобы допрос всего, не достигшего пятнадцати лет, происходил в присутствии родителя, опекуна или духовника.. Якобы для моральной поддержки и правильного ведения допроса. По мнению Дивлета - чтобы усложнить жизнь любому храмовнику, что будет иметь несчастье связаться с допросом ребёнка. Дети боялись всех этих духовников и опекунов куда больше малознакомого монаха, и говорили только то, что не вызвало бы неудовольствия старшего. Теоретически, если ребёнок достиг тринадцати лет, а опекун откровенно мешал следствию, можно было его выгнать. Теоретически. Практически это грозило обенуться для храмовника развалом дела. Совет несколько десятилетий назад оставил порочную практику построения дела на двух шатких и трёх подложных доказательствах, и принялся соблюдать собственные правила. Старик Гиттервальд ворчал, что это всё из-за вездесущих газет и чёртового времени, когда каждый бродяга может прочитать лисок грошовой бумаги и заиметь своё мнение о политике Синода.