- Наставник не допускал меня к своим урокам в школе, я же говорил.
- И ты хочешь сказать, что ничего не знал? - не удержался Дивлет. Миккедел эд Эйр развёл руками.
- Я не еретик. И я не настолько жесток, чтобы проверять, что сделают последователи Кинереси с этими детьми. Вы видите, что их разум одурманил коварный обманщик. А кто-то решит, что они достойны покаянной тюрьмы. Я правда не знал.
- Это уже преувеличение, ничего с ними не сделают, - буркнул Дивлет и сел на стул. Ему стало немного обидно за орден.
- Огл радикал, - тихо сказал Рей, когда Дивлет налил себе воды. Регент что-то спрашивала у благовестника, эд Эйр ей послушно отвечал. Судя по долетающим словам, бедняга пыталась понять, что именно Огл делал неправильно и чем это грозит лично ей.
- Угу. Палата его осудит. Надо же, в школу пролез и не боялся. Интересно, он идейный или просто сумасшедший?
- Кем надо быть, чтобы попытаться уничтожить следы на месте убийства целой семьи?
- Больным на всю голову психом?
- Или хладнокровной расчётливой сволочью.
- С расчётливой ты погорячился. У него же ничего не вышло.
- А он думал, что выйдет.
- Так или иначе, нам нужно что-то серьёзное. Слова - это слова.
- Я не помню, чтобы епископу Римету помогло отсутствие улик против него, - напомнил Рей. Дивлет поморщился.
- Ты сравнил местечкового наставника и епископа. Если бы Огл воровал прямо из королевского кармана, его бы просто повесили прямо над алтарём. Но он местечковый самодур, и нам нужно что-нибудь серьёзное.
Дивлет планировал достать это “серьёзное” из старших девочек. Наверняка он распространял среди старших учеников листовки, памфлеты или машинописные страницы со своим учением. Все радикалы этим занимаются, Дивлет не знал исключений. Его мысли, казалось, подтвердились, когда старшие девушки отказались отвечать на его вопросы.
Нет, разумеется, они не молчали. Они охотно рассказывали о себе, о подружках, даже о Кадерах и Мули, но, как только дело касалось Огла, немедленно замыкались и начинали на разные лады уверять, что наставник замечательный человек и они его крайне уважают.
Сначала Дивлет решил, что это совпадение. Когда замкнулась третья, тощая и некрасивая девчонка с такой же некрасивой мамашей в уродливом платье (всё тот же странный мешковатый крой и белый воротничок), храмовник начал сердиться.
- И всё же, Цирна, ты мне словно что-то не договариваешь, - Дивлет мельком посмотрел на мать, но та пока молчала. Девчонка, к его удовлетворению, посмотрела не на родительницу, а на свои руки.
Дивлет поставил свой стул перед девчонкой и сел так, чтобы занимать большую часть её обзора и затмить фигуру мамаши..
- Если скажешь правду, то совершишь благое дело. Кинереси завещала чтить правду, какой бы неприятной или горькой она не была. Суд Мату-Ине куда важнее суда людей.
Цирна кивнула.
- Я... я не знаю, какими словами вам это рассказать, - девочка подняла взгляд и уставилась Дивлету прямо в глаза. - наставник Огл один раз оставил меня после уроков у себя в кабинете, чтобы поговорить со мной об учёбе. И...
Она замялась. Дивлет ободряюще улыбнулся. Вот оно, чего он ждал.
- Я слушаю тебя. Говори, как можешь.
- Он сначала говорил о том, что я мало стараюсь, и что он всё равно верит, что я исправлюсь, - Цирна сглотнула и опустила взгляд. - Потом он обнял меня,брал за руки и пытался посадить на колени!
Дивлет замер. Вопрос о том, куда она дела переданные Оглом брошюры так и остался невысказанным.
- Цирна! - взорвалась мамаша, и девчонка вжала голову в плечи. - Прекрати врать!
- Я не вру! - по щекам девочки покатились слёзы.
- Ещё слово, и я вас выведу! - прорычал Дивлет. Мамашу это не остановило, и она влепила дочери затрещину.
- Вон! - велел Дивлет, но было уже поздно. Хотя они вытолкали женщину из комнаты, Цирна опустила голову и отказалась говорить. Дивлет, сколько бы при помощи регента не пытался её успокоить, добился только подтверждения того, что Огл к ней приставал, и что девчонка не решилась никому об этом рассказать. Пришлось сделать перерыв и следить, чтобы Цирна с матерью покинули Дом Молитвы, не рассказав никому из оджидающих своей очереди о случившемся.
На крыльце Дивлет попытался сделать матроне внушение, но не был уверен, что оно подействовало и по возвращении домой Цирну не ждёт наказание за оскорбление такого замечательного человека, как Огла.
Во второй раз удача улыбнулась им, и улыбнулась во все свои ослепительно-белые зубы, став похожей на жутковатую улыбающуюся статую Кинереси из внутреннего святилища обители.
Допрашиваемая девица была уже вполне себе взрослой женщиной, и явно досиживала в хоре девочек последние недели. Она была хорошенькой и выглядела гораздо старше своих лет. Дивлет мог бы принять её за вполне совершеннолетнюю и сформировавшуюся женщину, если бы не по-детски румяные щёки и детская причёска. Едва она на вопрос о своём Наставнике ухмыльнулась, а её мать, увидев это, нахмурилась и принялась то ли объяснять храмовникам, то ли пугать дочь страшными карами Мату-Ине за ложь, Дивлет понял: оно.