едьмы. Казалось, что ещё немного - и всё встанет на свои места, жизнь наладится. Не наладилась, а молодость, которую она могла бы провести на воле на севере, ушла.
Что теперь жалеть о том, что не случилось?
Марагрез вздохнула и закрыла глаза. Сердце сжало болью, а по щекам покатились слёзы жалости к себе. Она решительно вытерла мокрые следы на лице. Нельзя. Нельзя себя жалеть. Она сжала зубы и принялась думать о сестре. Римберт прав. Если не будет её, то Ережбер погибнет. Она умная девочка, но ещё совершеннейший ребёнок. У её нет ни королевской родни, ни другой защиты. Никого, кроме неё.
Грудь наконец-то вздохнула. Марагрез сжала кулаки. Завтра ей предстоит увидеться с отцом. Эта встреча уже не так пугала. Главное - вернуться домой. Это так просто!
Главное, вернуться домой.
7
Ночью в город приехали семейство Меев. Виттор Мей, коренастый и не очень сентиментальный мужчина, был бледен, как мел, а его тощая птицеообразная жена постоянно плакала и подвывала. Риву пришлось идти встречать их телегу и проводить опознание убитых девочек для отчётности. Дом Кадеров оказался со всех сторон заколочен, а проклятый Кевел как сквозь землю провалился. Ульмит в порыве чувств чуть было не попросил наставника Огла сходить за сорванцом в бордель и обломать всё веселье, но сдержался. Нечего этому зануде портить хорошее место своим присутствием, а с придурком-помощником рив как-нибудь сам справится. Можно, например, папаше Ру намекнуть, куда именно прошлой весной сделала ноги его дойная корова.
Так что рив Ульмит позвал соседа Кадеров, Гела Сура, и он своим ломиком вскрыл дверь.
При виде дочерей, мисса Мей упала с истерическим припадком. Пока Виттор пытался успокоить жену, тела убитых вытащили из дома, погрузили на телегу и повезли в ледник под пожарной частью. Двери дома снова заколотили, а рыдающую чету приютил у себя наставник Огл. Рив наконец-то вернулся домой и лёг спать. Но уже через пять часов его разбудил слуга-пайшах. Лайс со злорадной ухмылкой прокричал ему в ухо, что его ждёт наставник Огл. Ульмит чуть не убил мерзавца, но вовремя спохватился. Действительно, он сам велел разбудить себя за полтора часа до рассвета.
А ещё рив вспомнил, что именно случилось накануне ночью.
В темноте и предрассветной сырости преступление века стало вызывать у рива Ульмита исключительно раздражение. Прежде, чем отправиться в дом молитвы за мастером Оглом, он несколько минут стоял около телефона и думал, не позвонить ли графу. Нет, разумеется, никакой линии лично с графом у него не было, но можно было попросить помощи у советника Айе или у секретаря светлейшего. Они бы прислали королевских ищеек, а может быть, и кого-нибудь из Кинереси. Свалить на их плечи это дело и умыть руки. Было бы неплохо!
Но кроме того, звонок графу значил бы признание собственного бессилия. За таким признанием и отставка недалеко. За своё место рив получал пять тысяч лин в год. Неплохие деньги, особенно учитывая, что это не единственный его доход. Кроме денег ещё положение, похвалы жены, уважение горожан, ежегодные поздравления из канцелярии короля и от священного Синода? Как можно по доброй воле отказаться от всего этого?
Трубку рив так и не поднял.
Утром с ручьёв в начале лета на город всегда наползал туман. Когда Ульмит вышел из своего дома, на улице ничего не было видно. Свет фонаря терялся в кисельной жиже.
- Пайшахи проклятые, - Рив нацепил калоши и поплёлся к дому молитвы. Он не решился брать с собой Лайса из-за нелюбви наставника Огла к пайшахам, а теперь очень жалел. Идти одному оказалось страшно.
Несколько раз Ульмиту чудилось, что за ним кто-то идёт. Воображение живо рисовало зловещую фигуру в длинном плаще и замотанным шарфом лицом. Убийца шёл за тем, кто днём клялся его отыскать и вздёрнуть на ближайшем дереве. В руках убийца держал окровавленный топор... Но сколько бы рив не оборачивался, никого не видел.
От страхов ему помог только вид дома молитвы. Внутри уже горели огни и мелькали тени. Рив прибавил шагу. В обычное время он не очень жаловал дом молитвы, хотя долг службы и положение заставляли его приходить сюда не менее двух раз в неделю. Во-первых, ему не нравился сам наставник с его занудством и страстью порицать. Во-вторых, дом молитвы не знал ремонта чуть ли не с Элисте Основателя. Снаружи почерневшие доски время от времени всё же белили, а внутри всё посерело, старые скудные росписи облупились и покрылись разводами. Даже алтарь почернел и уже не был так великолепен, как в детстве рива. Два года назад городской совет предложил наставнику Оглу обновить церковь, на что старик велел им сначала построить новый мост и богадельню. И мало того, что Огл постоянно назначал покаяния с работой в городском приюте для убогих, старик позволял жить в доме трём вдовам и одному убогому калеке. Рив подозревал, что калека не так убог, как кажется, и что именно он пару лет назад имел обыкновение переть чужих кур, пока на кто-то из фермеров не прострелил ему ногу. Но доказательств не было, и хромой мужичок по-прежнему жил в сарайчике за домом молитвы.