– Пугалка не выросла – бояться их, раскрашенных.
– Не будь лапшой, герой с дырой, – блеснул глазами Никифор.
Дядин азарт его зацепил, Миша шагнул вперед, испытывая смутное желание сорвать с головы шапку, бросить на растоптанную скользкую землю. Он подался вперед, выбросил руки, ухватывая дядины плечи, твердые и покатые, как речные камни, но дядя – плотный, кряжистый, вдруг стал как вода, плечи его текли под пальцами Михаила, и чем сильнее Миша сжимал хватку, тем труднее было его удержать. Не камни, а тугой комок влажной глины мял он в руках.
Михаил Ермаков мог удержать что ухватил – гвозди он не гнул, а в узлы пальцами завязывал, а иной оплеухой мог и кору с сосны содрать. Вместе со щепой. Но дядя был здесь – и его не было, не было его стрежня, за который Миша мог бы зацепиться. Со зверем лесным было не так, зверь всегда был равен самому себе, сила там сшибалась с силой, и схватка была в радость.
Дядя исчез, провернулся вкруг себя волчком-игрушкой, а Мишу его же сила потянула, повела боком, и все ближе к земле, к родимой хляби, к раскисшему глинозему…
Никифор Петрович поймал племянника над самой французской землицей, вернул в вертикальное положение:
– Погодь, родимый, еще в ней належишься.
– Хорошо, – кто-то звонко заметил.
Миша обернулся, хотел резануть – чего ж тут хорошего, чуть рожей грязь не пропахал, еще б малость – и в борозду можно было бы семена сеять, – но осекся.
Хрупкая светловолосая девушка, почти девочка. Ярко-синие – глубже неба – глаза. На руке ее сверкал прозрачным светом крупный синий камень на перстне, и свет камня был как ощутимый ветер, заставлял пригибать голову.
Позади девушки стояли двое – худой долговязый юноша со светлыми волосами и мягкой улыбкой и темнокожий мужчина, который смотрел на него обманчиво равнодушными желтыми глазами. Двуликих различать Миша умел хорошо, нагляделся в родных лесах. Девчонку – совсем юницу – сопровождали два зверодушца. Да каких! В серых глазах светловолосого Михаил чуял знакомый волчий дух, а вот от темнокожего мурашки по рукам побежали. Большой зверь, сильный, почти как тигр.
Никифор Петрович улыбнулся, погладил аккуратную черную с сединой бороду.
– Рад вас видеть, ясная госпожа. Большая честь…
– Что вы, что вы! – замахала руками девчонка. – Я только от этих церемоний убежала, а они меня тут догоняют! У вас так здорово получается, я никогда не видела, чтобы так управляли собственным пламенем жизни…
Она задумалась на мгновение, потом тряхнула головой и улыбнулась – светло, радостно, как будто ее кольцом с яхонтом одарили.
– А вот нет же! Вы и своим огнем управляете, и за его следите, намерения ловите. Как здорово, и так просто, и так ловко…
Никифор Петрович расцвел, с еще большим удовольствием огладил бороду:
– А я об этом племяннику и толкую – что Страж без ясного взора — как боец на одной ноге: воевать можно, но несподручно. – Он спохватился: – Простите, ясная госпожа, не представились. Никифор Ермаков, голова Китежского Могущества, выборный от Магусов сибирских, а это мой племянник, Михаил.
Взгляд девушки остановился на Мише, тот кивнул, тихо поздоровался. И чего дядя перед этой девчонкой так распинается?
– Дженни Далфин, – сказала девушка. – А это Тадеуш Вуйцик и Жозеф Квамби, мои друзья.
Такого друга в лесу встретишь – топором не отмашешься, мрачно подумал Миша. Все у этих циркачей на Западе не так, как у них, другим порядком заведено. Непривычно.
– Ясная госпожа, – улыбнулась девушка. – Так меня еще не называли.
– У нас, в Беловодье, в ходу старые обращения, какие здесь давно забыли, – объяснил Никифор.
– Беловодье? – в глазах девушки мелькнуло непонимание, темнокожий склонился к ней, что-то сказал.
– Очень далеко, – сказала она. – Удивительно вы, наверное, живете, у вас еще остались первые, которые здесь давно ушли.
– Да заглядывает кой-кто из Нави, – слегка нахмурился дядя. – Но мы их спроваживаем, Договор блюдем.
– Спасибо, – сказала она, потом что-то вспомнила и добавила: – Служба Вольных Ловцов всегда готова вам помочь.
Никифор Петрович степенно кивнул, давая понять, что спасибо, конечно, но они и сами управляются.
Михаил вспомнил, как прошлой Купаловой ночью распахнулась Батыр-могила, старый курган в Синей долине, и оттуда повалила в сизом тумане нежить, а во главе ее червь черный с крыльями – здоровый был гад. Миролюдов поселок на перевале едва уцелел, прорыв остановили почти у самых домов. В миролюдских газетах, которые в Беловодье кружным путем попадали, потом писали про оползень, чудом миновавший поселок.