И конечно же, куда без общественного порицания. Так оно обычно и бывает. Люди обожают тебя ровно до тех пор, пока ты не подкинешь им повод себя ненавидеть. А презирать всегда удобнее, чем любить — так можно высвобождать накопившееся раздражение. Судя по тому, как безжалостно накинулось на меня население Квебека, накопилось его предостаточно.
Итак, раз уж все высказались о моей персоне, не хватало только мнения Кристин. И долго ждать его не придется.
Чтобы отвлечься, я принялся рассматривать абстрактные картины на стенах кабинета. Та, что справа, изрядно смахивала на изображение множества женских грудей. Из чего следовало три вывода: либо на полотне нет ничего подобного и у меня просто едет крыша; либо это тест вроде картинок с чернильными пятнами; либо Кристин и правда чудаковатая, как все психологи.
Пока я изучал стены, она начала беседу:
— Итак, Жакоб.
Странно, а ведь голос у нее совсем не как у психолога. По крайней мере, у врача я его не таким представлял. Вроде бы они должны говорить тихо, вкрадчиво. Как стали общаться со мной все близкие после «того случая». Люди ошибочно полагают, что сказанное тихим голосом звучит не так обидно. Вот только зачастую дело не в тоне, а в самих словах. А иногда тебе просто паршиво, независимо от того, говорят с тобой вообще или нет.
От всех этих заискивающих, сочувственных голосов у меня уже зубы сводило. Надо еще сказать, что в тот момент я остро тосковал по всему, что годами помогало мне развеяться: по алкоголю, травке и особенно таблеткам.
— Вообще-то, Джейк, — поправил я Кристин.
— На английский манер?
— Да.
Меня удивило, что она с самого начала неверно произнесла имя. Будто понятия не имела, кто я такой. И нет, у меня не звездная болезнь в терминальной стадии — просто все тебя знают, когда ты буквально растешь в свете софитов, постоянно мелькаешь сперва на телевидение, потом в кино. И вообще как она умудрилась разминуться со всеми этими громкими статьями, что недавно заполонили журналы и интернет, — «Джейк Суррей: от вундеркинда до изгоя», «Джейк Суррей, Маколей Калкин Квебека», «Джейк Суррей, юный король, изгнанный из своего царства». Я почти не преувеличиваю, эту чушь разнесли повсюду. Ну а что, люди славно на мне оттоптались.
Я присмотрелся к Кристин. Она казалась утонченной, интеллигентной: не просто очередной дурочкой, раздобывшей диплом психолога. Я подумал, что, может, Кристин не смотрит телевизор и не читает «Нарсити» или «Голливуд PQ». Тем лучше для нее. И для меня тоже. Она вдруг начала нравиться мне чуть больше. Я не удержался и уточнил:
— Мой отец был англичанином.
Будто мне нужно было объяснять, отчего у меня именно такое имя. Вечно так боялся произвести ложное впечатление, что специально взял вычурный псевдоним — собственно, мой образ жизни тоже тому изрядно способствовал. Стоит признать, мама всегда опускала меня с небес на землю, хотя все вокруг твердили, какой я исключительный, замечательный, потрясающий и все в таком роде. Ей пришлось нелегко, но она никогда не сдавалась. Лина просто святая. Да, все-таки моя история напоминает жизнь Иисуса. Опять об этом думаю, хоть и не собирался. Наверное, однажды огорошу такой параллелью Кристин. Ей точно будет что на это сказать.
— А, хорошо. Итак, Джейк, — ответила она.
Кристин не стала задавать мне вопросов об отце. А вроде должна была ухватиться за возможность проанализировать мое детство — все наши проблемы оттуда, разве нет? Впрочем, я с радостью обошел молчанием тему своего биологического родителя — не потому что мне больно о нем говорить, а потому что и сказать-то нечего.
Вместо этого Кристин спросила:
— Джейк, чего бы ты хотел от наших встреч?
— Э… не знаю. А разве не вы должны мне сказать, как все будет проходить?
— Думаю, можно перейти на «ты».
— Как хотите…
— Или тебе неловко?
Мне стало смешно. Передо мной сидела девушка чуть за тридцать, милая, дружелюбная — чего смущаться-то?
— По сравнению со всем, что меня в последнее время беспокоит, это уж точно не проблема. Извини.
Я изобразил застенчивую улыбку и поразился, как у меня лицо пополам не треснуло. Давненько не приходилось так растягивать губы.
Кристин тоже улыбнулась.
— Придуриваешься? — спросила она.
Странно было слышать такой вопрос от психолога. Я думал, беседа получится более формальной, а Кристин, наоборот, говорила как я, выглядела как я. Не в том смысле, что она держалась как парень двадцати одного года, а скорее в том, что доктор вела себя как классная кузина или тетя. Я даже немного расслабился в кресле.