Ящик Пандоры
Быть матерью — это счастье, говорили эти тупые курицы. Ни в коем случае не делай аборт, ты что?! Это убийство! Грех! Найдешь себе мужчину, который примет тебя и с ребенком, будет окружать нежностью и заботой. Ага, хер. А главное, ради чего? Чтобы из этого огрызка потом выросла очередная проститутка или наркоманка?»
Громкие рыдания постепенно перерастают в истошный визг, ребенок требует уставшую мать, даже не подозревая, чем обернется такая никому не нужная истерика. Всхлипы блуждают по комнате, перелетая от одной стены к другой, совершая путь в четыре толчка. Четырежды напоминая матери о собственном радостном горе…
***
Старуха с цветочным именем Лилия Михайловна собирается в поликлинику. Вот уже третий раз за день. От очередного перекладывания старого изъеденного временем бумажника и медицинской книжки из кулечка в пакетик (и наоборот) ее отвлекает падение чего-то тяжелого за стенкой. Сквозь пазогребневые плиты, одетые в светлые обои в мелкий бежевый цветочек, тут же проникает приглушенное эхо. А спустя секунду истошный визг ребенка, толкающийся от стенки к стенке.
Лилия Михайловна недобро смотрит сперва на те самые обои, а после — на пол. Не повезло ей с соседями: с одной стороны пьянчуга-студент, а снизу мать-одиночка-истеричка — так она думает. Выключив шипящее радио, старуха упрямо стискивает зубы, берёт пакет и направляется к входной двери. На ходу позвякивая ключами, она размышляет о том, что соседка снизу с таким орущим довеском никогда не найдет мужа, а сосед-студент сопьется, завалит экзамены и вылетит из университета. Ну а нечего стульями раскидываться.
***
Пока Лилия Михайловна, шаркая старой подошвами и придерживаясь за стенку в желтых разводах, спускается по узкой подъездной лестнице, у студента возникает непреодолимое желание выпить, хотя ранее за ним такого не то что не наблюдалось — даже намека не было. Вот уже шестой день подряд он работает над курсовой работой по теме фермионов Майораны в твердом теле. Информации в интернете явно недостаточно, а научрук уже давно точит зуб на Ивана, уж слишком умным тот ему кажется. Ивану ничего не остаётся, кроме как пинать несчастный стул из дуба, изливая свои страдания потоком всех слов, какие может знать студент-физик. Бозон Хиггса неуловимо превратился в бозон Хуиггса, хотя к Майоране это имеет такое же отношение, как двоюродный внучатый племянник Лилии Михайловны к ней самой. Однако в который раз за день заоравший внизу ребенок значение имел. Имел и значение, и мозги, потому Иван направляется в прихожую, в которой вечно перегорает лампочка (чувствуете иронию?), срывает потрепанную серую куртку с вешалки, хватает ключи с зеленым брелоком и выходит в подъезд. Столкнувшись на лестнице с Лилией Михайловной, которую всем подъездом величают «старухой», вежливо пропускает ее вперед, кляня медлительность и сравнивая ее неторопливые шаги с полураспадом ксенона-136[1].
Подпрыгивая от нетерпения, Иван мысленно советует соседке взять ноги в руки и поторопиться. Но тут же вспоминает слова одной знакомой филологини: «Ее спеши, а то успеешь», — и с каплей черного юмора желает Лилии Михайловне «успеть». Разумеется, все еще про себя.
— Ванечка, иди вперед, — елейно предлагает старуха, затылком чувствуя недобрый взгляд студента. — А то у меня ножки уже плохо ходят. Вот, в поликлинику иду, мне…
— Спасибо, Лиль Михайловна, — не дослушав, бросает студент и, перепрыгивая через ступени, спешит к железной двери, увешанной лопнувшими шариками.
Тонкий привычный писк домофона сменяется громким стуком железной двери.
— Никакого уважения к старшим, — бормочет в след пожилая женщина, придерживая подмышкой пакет.
Добравшись до входной двери и на ощупь найдя кнопку открытия, Лилия Михайловна ступает на покрытое тонким слоем льда крыльцо. Прикрывая глаза от непривычно яркого зимнего света, неловко соскальзывает с верхней ступеньки и, не удержав равновесия, опускается на них пятой точкой, стукаясь правым виском о торчащие сбоку перила. Прокатившись вниз, по инерции заваливается туловищем вперед, накрывая руками ноги.
Спустя пятнадцать минут врач скорой помощи, разя перегаром, объясняет местному дворнику, что даже будь они на месте в ту же секунду, всё равно бы ничего сделать не успели.