Сестер принца изнасиловали и прикончили мои приспешники. Меня бы вполне устроил вариант с женитьбой на одной из них, чтобы закрепить власть, но в тот момент мое положение и так было шатким. Я не стал запрещать чего-то своим людям — препятствовать мародерству и воровству. Хотя, по сути, шло разграбление моих же семейных реликвий.
Гордиться тут нечем, знаю. Чем выше мост, на котором стоит трон, тем больше крови будет в реке под ним. Успокаивал я себя только тем, что стремился к миру в будущем. Да что там успокаивал... я был окрылен прекрасными фантазиями! Разумеется, тогда я не понимал, что во мне говорят лишь жестокость и любовь к власти.
Первым делом я издал указ о том, что монарх обязан составить завещание на престол. Тогда мне это казалось мудрым ходом. Если мои собственные дети окажутся достойными, та тому и быть. Но если нет, начнется борьба среди самых сильных, и королевству достанется лучший правитель, победивший соперников.
Как только аристократия смирилась с моим восхождением на трон, я стал подыскивать себе жену, брак с которой открыл бы двери в новое светлое будущее. Выбор остановил на средней дочери короля соседней страны, Бёдвара. Он известен богатыми рудниками, там занимались добычей руды, и подобная связь могла существенно снизить цены... Если честно, меня совершенно не волновала внешность этой девушки, я отмахивался от портретов, нарисованных известными художниками. Знал ведь, что все равно приукрасят. Да и какое мне было дело до ее красоты? Я был зеленым юнцом, которому хватало дворовых девок, и совершенно не думал о любви! Скорее о выгоде, как и многие правители до меня. Принцессе Ланель исполнилось шестнадцать лет, и ее нельзя в чем-то винить, она прибыла сюда, окрыленная любовью к будущему мужу, но встретила человека, который думал только о власти. В первую брачную ночь она тихо плакала, стараясь не привлекать внимания родственников, приглашенных на консумацию.
Лишь спустя несколько лет, уже после появления нашего первенца Фарадила, я начал замечать, что кожа ее светлее снега в горах, длинные волосы темнее летней ночи, а мягкий голос нежнее самого дорогого бархата! Но слишком поздно — она была холодна к моему внезапно вспыхнувшему чувству. Нет, Ланель смиренно выполняла супружеские обязанности, но у нее имелись любовники, о которых мне своевременно доносила тайная канцелярия. Они умирали в тот же вечер, когда осмеливались переступать порог ее покоев.
Ланель знала об этом, потому ранг любовника с каждым разом был все выше. Она будто проверяла, от каких людей в королевстве я готов избавиться. Советники, министры, графы — все захоронены под окнами нашей спальни. Это была моя месть: каждое утро, когда супруга выглядывала в окно, чтобы насладиться легким ветерком, она видела могилы тех, причиной чьей смерти стала.
А пока меня душила ревность, с которой я отчаялся бороться, оживилось соседнее королевство, Боллиния. Их правитель Рагнвальд, обуреваемый жаждой власти, двигался все ближе и ближе, завоевывая все на своем пути. Я понимал его, сам иногда лелеял мечту расширить границы государства, покорив соседние королевства. Уважал его силу воли и стремление к победе. Но тогда мне даже в голову не могло прийти, что он замахнется на наши земли. С Рагнвальдом мы всегда были в хороших отношениях: незадолго до этого подписали договор о поставке сырья на весьма выгодных условиях.
Война вышла кровавой, жестокой и беспощадной.
Поражение, победа и вновь проигрыш — для правителей всего лишь партия с высоким коном, но я никогда не забывал, что гибнут люди. Каждая неудача лишь сильнее пробуждала во мне желание напоить родную землю вражеской кровью, пустить алые реки. Видимо, мое настроение передавалось солдатам, потому из сражений мы почти всегда выходили победителями.
Прекрасно помню безжизненные серые лица воинов, разбросанные конечности и зловонный запах разлагающейся плоти. Мне иногда снятся мертвые пустые глаза, глубокие смертельные раны, изъеденные опарышами, пожирающими гниющую плоть с таким воодушевлением, будто война для них — самый вкусный и желанный пир. Но гордыня, впрочем, как и здравый смысл, помогли мне дойти до самого Рагнвальда. И лишь когда мой меч вкусил его плоти, когда последний вздох противника раздался мелодией в моих ушах, я позволил себе вернуться домой, вкушая лавры победы.