Ажуолас был жив. Кажется, связан. Сильно избит, но не искалечен. Лоренца перевела дух, но тут же подумала, что радоваться рано: отпускать их никто не собирался.
Словно в ответ на ее мысли один из безымянных сыновей Жиежулы взял еще одну палочку с лягушкой и, подмигнув Лоренце, откусил полтушки.
— Ну вот он, — проворчала ведьма, — родич твой… Хотя, какой он тебе родич?
Ажуолас пробормотал что-то вроде: зачем пришла?..
Лоренца и сама не понимала зачем.
Ведьмин сын все хрустел лягушками. Его брат разминал ладони и поглядывал на пленницу очень нехорошо. Айтварас опять оказался за спиной и пыхтел над ухом, воздух вокруг его туши пропах потом. Лоренца его боялась, но почему-то была уверена, что особого вреда ей не причинят. Наверное из-за того, что втравила ее в эту историю бабушка, а внучку та любила, пусть любовь и была такой, что подопечный предпочитал смерть или изгнание. И когда Айтварас вдруг ударил ее по лицу, она закричала не столько от боли, сколько от неожиданности.
Ажуолас закричал что-то, его, похоже, тоже ударили.
Кровь закапала из носа. Лоренца выпрямилась, но в глаза посмотрела не Айтварасу, а Жиежуле.
— И что, — спросила она, — думаете, так вернее будет?
— Не думаю, — ласково отозвалась Жиежула, — знаю. Ты боли боишься. А он — махнула старуха рукой в сторону Ажуоласа, — не захочет смотреть как при нем девочку бьют. Так что кто-нибудь из вас да сломается.
Айтварас опять шагнул к жертве. Лоренца улучила секунду и ухитрилась сильно пнуть его под колено. Палач взвыл, выругался и озлился по-настоящему. Удар сшиб Лоренцу с ящика, она растянулась на мостовой и получила еще один удар — на сей раз сапогом. Кажется, ребро треснуло.
— Не увлекайся! — скомандовала Жиежула, — Она должна имя назвать. Возьми ремень лучше.
…Были, конечно, драки в детском садике, да и в школе, в младших классах, приходилось иногда постоять за себя. А мама ни разу на нее руки не подняла.
Била ее только бабушка. Тоже ремнем. Потом страдала, заламывала руки и причитала: ты отревела и ничего, а я валерьянку пью и ночь не сплю из-за того, что ты меня вынудила так поступить. Приходилось еще и прощения просить — за то что бабушка выдрала.
Как она могла об этом забыть? Подумать хоть на минуту, что бабушка не захочет ей вреда… Будь она тут, стояла бы рядом и твердила: посмотри, до чего ты нас довела. Мы вынуждены так поступить…
— Поверь, девочка, — говорила Жиежула, — мне очень не хотелось так поступать. Тебе стоит назвать имя — и все кончится.
А кнут свистел в воздухе и у маленькой девочки сил больше не было.
Это ж всего лишь имя… Отец такой сильный, ему есть кого на помощь позвать. А она тут одна, в лесной чаще, даже братьев рядом нет. Кто же виноват, девять взрослых мужчин, или она, маленькая Дребуле… Обвините ее, если сами в силах выдержать такое.
«Молчи, сестренка!»
Чей это голос? Ажуоласа?
Или сама Лоренца шепчет сквозь века — молчи, маленькая, пожалуйста, молчи!
Но Дребуле уже не может бороться. Она что-то шепчет сквозь слезы, дядья не слышат и кнут взлетает вновь.
— Погоди, — останавливает Айтвараса один из палачей, — она что-то говорит.
— Громче! — лениво командует тот и опять бьет девочку.
— Молчи! Молчи! — заклинает Лоренца, но Дребуле больше не сопротивляется.
И гремит над лесом и над морем звонкое имя:
— Жильвинас!
8
— Вот он! — ликующе воскликнула Жиежула.
Лоренца поняла одно: пытка прекратилась. Бежать бы не удалось — сыновья ведьмы перекрыли все пути к отступлению. Но она попыталась подползти к Ажуоласу, и ей никто не помешал. Все смотрели в сторону переулка, из которого на площадь вышел отчим.
— Не может быть, — прошептала Лоренца, — я же промолчала!
— Ты — да, — горько отозвался Ажуолас, — но он все равно пришел. Все равно…
Отчим шел так, как идет король по своим владениям. Лоренце даже показалось, что на нем корона. Через секунду она поняла — нет, не показалось. Корона действительно светилась мягким лунным светом. Нечисть замерла, похоже, им было не по себе. Но ненадолго — Жиежула расхохоталась.
— Все оказалось так просто! Ты пришел!
— Тебе не следовало этого делать, — спокойно отозвался король, — тем более, не следовало поднимать руку на моих детей.
— Ты глупец! — презрительно скривила губы ведьма, — это тебе не следовало поднимать глаз на мою дочь. Ползай в траве, змей. Все повторится вновь, коса наточена, лезвие разит без промаха. Так, Жильвинас?
Лоренца только сейчас поняла, что говорят они не по-русски, а на каком-то третьем языке, который, наверное, был у подобных существ в крови. Потому и исчез акцент у старухи.