Инквизитор выждал, позволяя ученым мужам вдоволь поспорить между собой, а затем решительно произнес:
— Многоуважаемые коллеги, в свете предъявленных доказательств, чья еретическая природа подтверждена высочайшим собранием, и всего вышеизложенного, я, Пьетро Гардзони, предлагаю признать Джакомо Казанову виновным в еретических деяниях и поведении, несущем в себе угрозу общественному спокойствию Венецианской республики, и приговорить к пожизненному тюремному заключению.
Его слова наполнили воздуха зала ледяным холодом. Разговоры между членами Совета тут же стихли, воцарилась тишина. Итог заседания был очевиден. Гардзони, в конце концов, оказался тем единственным, кто с самого начала был уверен в виновности знаменитого соблазнителя и искателя приключений, в то время как другие члены Совета десяти относились к его подозрениям с сомнением и даже усмешкой. Но теперь все изменилось, и он занял совсем другое положение — защитника законов и моральных принципов. И Венеции тоже придется измениться.
Члены Совета еще переговаривались между собой, а государственный инквизитор с удовольствием подумал о том, что не мог бы даже вообразить столь безоговорочную победу.
Глава 39
Свинцовая ночь
Наконец за ним прислали. Из тесной каморки его вывел Дзаго. Даже в тусклом свете свечей Джакомо разглядел знакомый хищный оскал гнилых зубов. Этот человек его ненавидит и теперь смог взять над ним реванш. В полумраке длинные волосы Дзаго отливали серебром, а проклятые голубые глаза светились, словно горящие головешки. Он даже не потрудился сообщить Казанове, какой ему был вынесен приговор. В конце концов, какая разница? И так понятно, что его отправят в тюрьму.
В кандалах, в сопровождении четырех гвардейцев, Джакомо долго шел по коридорам, потом поднялся по бесконечной лестнице и, наконец, оказался в просторном помещении, где его ждал элегантно одетый господин. Только тогда Дзаго наконец соблаговолил рассказать, какая судьба его ждет:
— Суд вынес приговор. Пожизненное заключение, синьор Джакомо Казанова. Присутствующий здесь секретарь господ инквизиторов Доменико Кавалли займется подготовкой вашего пребывания в тюрьме.
Надеюсь, оно будет крайне неприятным и полным мучений!
— Знайте, что однажды я вас убью. Как я уже сказал, я вам это обещаю, — ответил Казанова.
Вместо ответа Дзаго лишь усмехнулся и покинул комнату. Глухо раздались удаляющиеся шаги.
Секретарь инквизиторов и смотритель тюрьмы Пьомби, а следом за ним Джакомо, по-прежнему под конвоем четырех гвардейцев, поднялись по двум лестницам, прошли через галерею, потом еще через одну и, наконец, оказались в третьей, которая упиралась в стену с запертой дверью. Вытащив огромную связку ключей, Доменико Кавалли открыл замок.
Казанова оказался в душном, но просторном чердачном помещении около тридцати футов в длину и не меньше десяти в ширину, с маленьким окошком, расположенным так высоко, что дотянуться до него не было никакой возможности.
Комната была абсолютно пуста. Джакомо решил было, что это и есть отведенная ему камера, но потом понял, что ошибался. Смотритель продолжил путь до противоположной стены чердака, где обнаружилась еще одна дверь, обитая железом, высотой почти четыре фута и с отверстием посередине диаметром около восьми дюймов. Кавалли извлек новую связку ключей и отворил ее.
— Заходите! — приказал он Казанове.
Гвардейцы тут же подхватили его под руки и швырнули внутрь камеры. Джакомо растянулся на грязном полу, а дверь за его плечами с грохотом захлопнулась.
Вернулась темнота, а вместе с ней и мучительное беспокойство. Первые лучи солнца пробивались через зарешеченное окошко — слишком маленькое, чтобы в него мог пролезть человек.
Джакомо сжался в комок в углу и погрузился в мрачные мысли, которые терзали его разум, будто чудовища из древних легенд.
— У меня просто нет слов, чтобы выразить то, как ты разочаровала меня! Но будь уверена, с сегодняшнего дня ты увидишь от меня только презрение! — Никколо Эриццо был вне себя от ярости. Он вернулся домой раньше, чем собирался, и как раз застал дочь, возвращавшуюся домой среди ночи, да еще и под конвоем двух гвардейцев. Как воровка. Как шлюха. Когда Никколо узнал о том, что произошло этой ночью, он окончательно обезумел.