Глаза графини фон Штайнберг сверкнули: жажда власти этого человека совсем не знает границ?
Но пора было завершать беседу.
— Если на этом все…
— Мы сообщили друг другу все самое важное, — кивнул Гардзони.
Он подошел к двери, вставил ключ в замок и дважды его повернул. Маргарет собиралась покинуть ризницу, когда государственный инквизитор задержал ее последней репликой:
— Если в будущем я вам снова понадоблюсь, знайте, что я буду счастлив увидеть вас еще раз.
Графиня остановилась в дверях. Она улыбнулась, но глаза оставались жесткими и холодными.
— Не сомневаюсь, но в ваших интересах, чтобы этого никогда не случилось. Все, кто оказывается рядом со мной, умирают, ваше сиятельство. Не забывайте об этом.
Часть III
Месть
(октябрь — ноябрь 1756 г.)
Глава 42
Келья
Как же она мечтала о его поцелуях! Все ее мысли были только о Джакомо. Сколько времени прошло? Неизвестно. Похороненная заживо в сырой, темной, насквозь промерзшей келье без единого окошка, Франческа давно потеряла счет дням и постепенно забывала о том, какой она была раньше.
Поначалу девушка никак не могла смириться с тем, что ее отправят в монастырь. Когда отец передал ее под надзор настоятельниц Санта-Мария-дельи-Анджели, она думала, что сойдет с ума. Но потом Франческа поняла, что единственный способ выжить — это отказаться от самой себя. Ведь когда она пошла на поводу у своих желаний — мечты о свободе и страсти, — жизнь лишила ее и того, и другого.
Франческа попросила запереть ее в келье одну, до тех пор пока однажды не вернется ее любимый: в отличие от всех вокруг, она верила в Джакомо.
Видимо, из-за полного одиночества в последнее время она стала слышать странные голоса у себя в голове и постоянно вспоминала тот ужасный миг, когда человек с пепельными волосами и гнилыми зубами растоптал их любовь. Когда-то она мечтала о мести, но теперь и это желание развеялось как дым. Франческа лежала в углу кельи, корчась от боли и голода, рядом с переполненным нужником. Острый запах мочи отравлял воздух.
Кто знает, как давно сестры бросили ее здесь, полностью позабыв о ней, как она и просила. Франческа знала, что оказала им немалую услугу: ежемесячная плата от отца всегда приходила вовремя, а при этом никому не приходилось беспокоиться о ее самочувствии или хотя бы гигиене. Но именно в таком умерщвлении плоти и отказе от самой себя девушка теперь находила странное, нездоровое удовольствие.
Она засмеялась, словно умалишенная. Почувствовала, как тоненькие лапки тараканов пробегают по ее телу, обратившемуся в кожу и кости.
Франческа закричала, но не для того, чтобы звать на помощь, а просто чтобы услышать свой голос и заглушить все остальные — те, что постоянно бормотали что-то у нее в голове. Казалось, они принадлежат крысам или змеям, и их отвратительный писк и шипение постепенно лишали ее рассудка.
Девушка поднесла руку к волосам — на ощупь они казались спутанным мотком шерсти, перепачканным в пыли и саже. Ее пересохшие губы были в трещинах и порезах, а глаза еле открывались, впрочем, в этом и не было нужды: из-за постоянной темноты Франческа почти полностью потеряла зрение.
Внезапно за дверью кельи раздались шаги. Сначала узница приняла их за новую шутку воспаленного разума, но звук ключа, поворачивающегося в замке, был слишком четким. Железная дверь проскрежетала по полу, и кто-то вошел, по всей видимости, держа в руке масляную лампу. Зыбкое пятно света расплылось в темноте кельи.
— Ну и вонь! — раздался резкий голос. — Я сейчас поменяю вам нужник, а то к вам посетитель, а сюда войти невозможно.
Не говоря больше ничего, расплывчатая фигура — вероятно, одна из местных монахинь — быстро удалилась, оставив лампу освещать комнату.
Поначалу свет ужасно резал глаза, но потихоньку Франческа освоилась в полумраке. Наконец в келью вошел кто-то еще. Узница попыталась разглядеть лицо нежданного визитера, но все расплывалось перед глазами. Ей удалось разобрать лишь смутный силуэт, который, по всей видимости, принадлежал высокой стройной женщине. Вместе с гостьей в келью влетело облако духов, и уже за одно это Франческа была ей невероятно благодарна.
Однако, как ни старалась, она не узнавала лица женщины, стоявшей передней.
Победа была практически полной, оставалась лишь последняя деталь.