Кремона вся дрожит от волнения и радости. Даже трещинки на её хрупком теле вибрируют особым образом, придавая её голосу особый тембр, словно терпкий аромат солнечного каберне.
Кажется, небо услышало зов маленькой скрипки, потому что прогрохотал какой-то странный гром, вплетаясь своим раскатом в мелодию, словно пытаясь порвать её. Но музыка продолжала жить, она лилась и струилась, трепетала на холодном ветру. Человек увидел, что полосатые фигуры куда-то пропали. Осталась только серая стена, покрытая разбросанными по ней черными пятнами, как холст мазками неумелого авангардиста.
Раздался выстрел. Смычок неловко мазнул вдоль струн, и кремона, спланировав вниз, стукнулась о серый камень. Она даже не почувствовала удара. Она смотрела на лежащего рядом с ней человека, чья рука все ещё лежала на ее тонких струнах, а её сердце продолжало трепетать, доигрывая про себя последние ноты сонаты. Тяжелый чёрный сапог, заполнив собою весь свет, опустился на неё и маленькая скрипка, с прощальным звоном, треснула, обнажив внутреннюю часть… Запах сырости и смерти сменился таким родным запахом мастерской. Жесткие, мозолистые, руки гладили её, и от них было так тепло и уютно.
Жёлтый луч пронзил затянутое серым небо и ласково погладил обломки, ещё сохранившие очертания некогда изящных изгибов, озорно поблескивая на красноватом лаке.
Конец