— Но я все равно не успокоюсь! — Гаврила Емельянович снова поцеловал руку, перевел взгляд на Красинского. — Барон, признавайтесь, кто это чудо и зачем вы разбиваете мое несчастное сердце?!
— По-моему, Жозефина ответила почти на все ваши вопросы.
— Нет, не на все! — воскликнул директор. — В вас, мадемуазель, заложен талант актрисы! По стати, голосу, манерам! Неужели никогда не выходили на сцену?
— В девичестве. В имении папеньки.
Филимонов повернулся к Красинскому.
— Обещайте, барон! Вы дадите мне возможность вывести хотя бы раз вашу прелесть на подмостки! Пусть ощутит запах кулис, оркестровую яму, пугающую глубину зала! И она навсегда останется пленницей театра!
— У вас, Гаврила Емельяныч, таких пленниц более чем достаточно!
— Ах, оставьте! Не добивайте мою раненую душу, барон! Кто? Где они, эти неслыханные голоса и пластика, от которых театр сходил бы с ума?
— Ну, к примеру, ваша новая прима мадемуазель Добровольская. Разве она плоха?
— Без комментариев, разрешите?! Нет, она прелестна! Даже талантлива! Но не то!.. Не то! Разве можно сравнить ее с некогда потрясавшей эти стены госпожой Бессмертной? Вы помните ее?
— Разумеется. Лично ждал с цветами, сходя с ума!
— Да разве только вы сходили с ума? Весь Петербург!.. Россия сходила с ума!
— И где же сейчас ваша любимая прима? — спросила Табба, глядя на директора сквозь изящные очки…
— Бог ее знает, — развел руками Гаврила Емельянович. — Пропала, исчезла, канула! Сочиняется много глупостей, но никто достоверно ничего сказать не может. — Оглянулся, показал в сторону двери. — Видали швейцара на ступеньках?
— Молодой симпатичный господин, — кивнул барон.
— Молодой, симпатичный?.. Мразь! Именно на совести этого прохвоста лежит судьба моей любимицы… Неужели не слышали? Любовь, дикая ревность и в итоге револьвер! Половину лица снес, сволочь!
— Вы взяли его на работу?
— А куда денешься?.. Жалко стало. Просился было снова в артисты, но кто ж его возьмет. Во-первых, бездарен. Во-вторых, вдруг опять в кого-нибудь пальнет!
Послышался третий звонок, директор засуетился.
— Все, господа, пора! Обморока не обещаю, но настроение поднимется. — Проводил до двери, достал из карманчика визитку, шутливо погрозил Таббе: — Смотрите, смертельно обижусь, если не позвоните!.. Обещайте! Вы можете пройти мимо своей судьбы… В этих стенах может родиться новая прима! Позвольте этой прелести откликнуться на мою просьбу!
Тот рассмеялся.
— Для полезного дела, разумеется, позволю. Но не более! Я ревнив до неприличия!
— Ни малейшего повода, барон, для ревности не будет, — приблизил к нему лицо директор. — Вы ведь, сударь, меня знаете. Чист и кристален, как рождественский снег!
— Уж это-то я знаю, — кивнул тот.
Табба взяла Красинского под руку, и они покинули кабинет, сопровождаемые задумчивым взглядом директора.
После спектакля, уже выходя из театра, барон взглянул на рассеянную и как бы отсутствующую Таббу, спросил:
— Вы так потрясены «Веселой вдовой»?
Она пожала плечами, усмехнулась.
— Нет, здесь другое.
— Представили себя на сцене?
— В какой-то степени. Но не это главное. — Она остановилась, помолчала, пропуская обсуждающую спектакль публику. — Я вдруг почувствовала свое бесконечное одиночество. И мне стало страшно.
— Одиночество? У вас нет друзей?
— У меня никого нет.
— А я, ваш покорный слуга?
— Не надо шутить, барон. Я говорю о серьезных вещах.
— Я не шучу. Вы мне нравитесь, я готов быть рядом, когда прикажете.
— Когда любят, не приказывают. Вы мой коллега, барон. Подельник. И, возможно, наши судьбы сложатся так, что наша могила станет общей.
— Табба!.. Какие страшные вещи вы говорите! Кругом жизнь, народ, веселье, а вы в странной тоске. Окститесь, милая!
Она взяла его за лацкан пиджака, приблизила лицо почти вплотную.
— Нет жизни, нет народа, нет веселья. По крайней мере, для меня. Есть только тягостное ожидание конца! Подсасывает под ложечкой, и я знаю, что скоро все закончится.
Неожиданно мимо прошел следователь Гришин, который бросил нечаянный взгляд в их сторону и вдруг замер. Подошел к ним, внимательно посмотрел на девушку, приподнял шляпу:
— Простите, я ошибся, — и зашагал дальше.
— Кто это? — почти шепотом спросил Красинский.
— Следователь из Департамента полиции.
— Мне кажется, он вас узнал.
— Нет, не узнал. Но что-то ему показалось.
— Идемте отсюда. — Барон поддержал под локоток бывшую приму, и они стали спускаться по ступенькам.