В квартире Влады Пожарской томилась гнетущая безысходность. Со стен, перепуганных произошедшим здесь кошмаром, лоскутами слазили обои — точно пытались сбежать. Терпкий трупный смрад смешивался с вонью химикатов, которыми пользуются судмедэксперты, и пронизывал всё вокруг. Спрятаться от него было невозможно.
Снаружи ливень месил осеннюю грязь. Домра отряхнул промокшие борта плаща. С полей шляпы стекали капельки на пол.
Топ-топ-топ.
Шкафы вывернули во время обыска, но, когда в дом только вошли приставы, вокруг всё было цело. Никаких следов борьбы — ещё один факт на чашу весов против Пожарского. Жертва знала убийцу, и сама впустила его в дом. Даже если предположить, что Пожарский говорит правду, кто вместо него вошёл сюда два дня назад? Кто притворился Пожарским настолько убедительно, что родная дочь не распознала фальшь?
Домра стоял у того самого места, где нашли тело. Коврик пропитался кровью и почернел.
Топ-топ-топ.
На миг сыщика посетила страшная, чудовищная мысль. Настасья лежит на этом самом ковре, руки небрежно сомкнуты на груди. Кровь струится из ран на животе. Она плачет и умоляет не убивать ее. Домра хочет успокоить дочь, но затем оглядывается и видит у себя в руке окровавленный нож.
Он выскочил из квартиры, глотая ртом воздух. Облокотившись на перила, свесил голову под струящиеся с крыши ручейки воды. Холодное потекло по спине, приводя его в чувства.
Где-то вдалеке сверкали молнии, и гремел гром.
Всеволод Домра считал убийство порождением естественной природы человека. Опыт убеждал его, что попытки надурить природу, ещё никогда не заканчивались успехом. Неважно богатый ты или бедный, учёный или повар, монарх или простолюдин — все убивают и умирают одинаково. И никакие квантовые телеграфы этого не исправят.
Когда стало известно, что Родион Пожарский — кровожадный душегуб, его дом превратился в лёгкую добычу мародёров и хулиганов. Городовые, боясь навлечь на себя беду, не сильно то им препятствовали. Все ценности растащили, мебель сломали, мёртвыми змеями с потолка свисала оборванная проводка. Крыша протекала, на коврах разливались грязные лужи, полы вздыбились и скрипели. На стенах появились надписи: «Убийца», «Гори в аду». Дом погрузился во тьму, как и сердце его хозяина.
Соседский садовник Антип Куракин подтвердил, что видел Пожарского, выходившего из своего дома в пять пятнадцать.
Несколько минут тот ходил вокруг машины, счищая тряпочкой грязные пятна, а потом сел за руль и укатил на север в сторону дома Влады. Студентка-биолог Дина Еникеева видела Пожарского в пять сорок шесть на светофоре в трёх кварталах от дома Влады. Она хотела взять у него автограф, но не успела — Пожарский со свистом шин рванул с перекрёстка. Оба свидетеля указали на светолик Пожарского, заранее смешанный со светоликами похожих мужчин.
Еще десяток свидетелей видели машину Пожарского напротив продуктовой лавки, на пересечении улиц Земской и Вятка, и на стоянке у дома Влады. Весь путь машины прослеживался и городскими светописцами. Пожарский нигде не останавливался, никуда не сворачивал и ни с кем не разговаривал — ехал к дочери целенаправленно.
В театре, где последний год работала Влада ничего полезного выяснить не удалось. Коллеги актёры отзывались о ней только положительно, ничего подозрительного не замечали и, вообще, пребывали в шоке. Подтверждали они также, что отец после каждого спектакля дарил ей цветы. Она всегда очень радовалась ему, друзьям рассказывала, как безумно его любит. Со стороны отношения отца и дочери выглядели идеальными.
Главный свидетель, потомок немецкого промышленника Фрау Шарлотта Эберштейн жила в соседнем от Влады доме. Худая изнеможённая возрастом женщина оказалась не по годам юркой и прозорливой.
— Бедная девочка. Бедная.
— Фрау Эберштейн, это вы нашли тело? — спросил Домра.
— Да. Такой кошмар. Ужас просто. Столько было крови.
— Когда вы видели Владу последний раз живой?
— Утром мы вместе завтракали у меня на веранде. Когда она приходит я всегда готовлю ее любимую глазунью.
— Вам не показалось её поведение странным? Может быть, она была взволнована чем-то?
— Нет, она была совершенно счастлива. У неё намечалась главная роль в спектакле. Она только и говорила об этом. Бедная девочка, бедная, — Фрау Эберштейн вытерла слезы. — Мы попрощались, Владочка обещала забежать ко мне вечером, помочь запаковать подарки. Мои внуки живут в Германии, я всегда отправляю им подарки к Рождеству. Руки в последние годы подводят, но глаза всё ещё хорошо видят. Вечером Владочка не пришла, и я сразу заволновалась. Утром отправилась к ней, у меня второй ключ есть. И увидела… Ох, господь всемилостивый. Это был такой ужас.