Немезида не приближается к Солнцу, потому что уничтожит его. Единственная доступная ей форма любви - любить его лик, его тень, осознание того, что они вместе существуют в одной вселенной.
«Ты последнее дорогое, что у меня есть. Я хочу только, чтобы ты жил. Жил любой ценой». Он все решил этими словами. Тейн его не слышал. Ему стало плевать на себя.
Он сможет жить один, сначала горько, как он жил с мыслями о Ферсаат, но жить. Это куда лучше, чем пожертвовать вечностью ради какого-то человеческого глупца. Фира вдруг осознал, что ему не так уж важно, исполнит ли он свою цель или умрет в процессе. Он всегда рассматривал смерть, как что-то близкое, но каждый раз отчаянно боролся за жизнь. Но это средство он больше использовать не будет - он больше никогда не попросит Тейна спасти его. Не так уж важно, что он умрет, и в самом деле не так уж важно... Тейн хотел бы подарить ему свою вечность, но такой подарок ему не нужен. Такой подарок страшней, чем смерть.
-- / --
Точно очнувшись от глубокого сна-оцепенения, Тейн рассеянно оглянулся кругом. Похоже, он так и остался сидеть на скамейке в том самом дворе, куда привел его портал. Что он тут делает? Ах, да. Душа, Рий, смерть...
Тейн провел ладонью по лицу. И ощутил, какой тяжелой стала его рука, словно налившись свинцом. Вспышка тьмы отняла слишком много сил. Да и получилась, в общем-то, случайно. Теперь же у повелителя теней не оставалось сил даже на то, чтобы подняться со скамьи.
Даже дыхание давалось ему с трудом - горло словно сдавила чья-то рука. Щеки его пылали, а тело дрожало в ознобе.
Наверное, если бы он бился в истерике несколько часов, состояние его было бы примерно таким же. Вот только Тейн Алкайдэ сидел совершенно неподвижно и отрешенно на скамье и так и не выступившие слезы остались где-то в глубине, немилосердно выжигая душу.
Так он сидел еще бесконечно долгое время, безучастный ко всему и не ощущающий ничего - сгусток тьмы среди человеческой темноты спустившейся на Суюдю ночи.
-- / --
Кэйн валялся на кровати не в силах уснуть. Бессонница казалась невыносимой пыткой, так хотелось забыться во сне, он ужасно, безумно устал... Но Морфей отказывался посыпать на него своей чертовой пыльцой!
Душно. Холодно. Неудобно. Одеяло запуталось в пододеяльнике. Ночь была решительно невыносима. Как можно завтра открыть глаза и продолжать действовать, когда сегодня они так упорно отказываются закрываться?
Бил подушку, откинул в сторону спутавшееся одеяло, закричал в темный потолок. Ни капельки не помогло.
Фира зажег свет и нашел пластмассовую баночку со снотворным, которым ему практически не приходилось пользоваться. Отсчитал четыре таблетки, вроде бы двойную дозу, решительно выпил и снова опустился на кровать. Он мог бы считать овечек, но после первого же десятка они превращались в повелителей теней. Он безумно устал, но мозг был не в состоянии разорвать эти путы, находился в таком напряжении, что казалось, все его тело взбудоражено подрагивает.
Духота донимала. И моральная боль. Мучительно, будто он - жертва. Но жертвой он не был. Возможно, причиной, но больше - виновником своих же мучений. Ведь давно прекрасно осознавал, к чему все придет. И что они расстанутся - это было неизбежно. Он не должен был приставать к Тейну с просьбами спасти его жизнь, навязываться, как он навязывался, привязывать его к себе настолько, что он стал ставить его жизнь выше собственной... Привязаться самому - было его глупой оплошностью, о возможности которой он даже не подозревал. Ведь в самом деле, Фира Кэйн - и думает о ком-то, кроме себя? Чудовищная нелепость. Но это была бы его личная трагедия. Однако «трагедия» оказалась взаимной. Какой неожиданно глупый парадокс судьбы. Счастливый поворот для тех, кому нужно счастье... Но не для одинокого мальчишки, который способен двигаться вперед только потому, что давно потерял свою душу... Умер много лет назад и существует только для того, чтобы забрать с собой на сторону забвения всех, кого считает виновными в своей смерти...
- Ааа! К чему все эти нелепые размышления?! Что я пытаюсь доказать?! - закричал Фира в пустоту.
Он понял, что таблетки не помогают, и выпил еще горсть.
«Он сможет это пережить, - твердил себе Кэйн. - В конце концов он пережил даже то, что произошло с его любовью всей жизни Ферсаат. Привязанность же ко мне... так, наваждение. Очень скоро он меня возненавидит. Как и все».
Еще таблетки.
«В конце концов, я поступил правильно... Правда, поздно, нужно было сделать это куда раньше... Но было так упоительно думать, что есть тот, кому приятно мое существование... Кто считает меня нужным... Я больше не могу об этом думать. И не думать не могу. О боги, пошлите мне, наконец, это чертово забвение!!»