Да, внутренний монолог вышел долгим, но Тина, пребывая в своем меланхолично-депрессивном настроении, большой паузы даже не заметила.
- В конце концов... - Фира снова одернул себя, чтобы не произнести: «...не нужно было проявлять инициативу, ты ж сам понимаешь, что в подростках ничего не понимаешь!». - Ладно. Еще не все потеряно... Твоя информация про профессора Фросс действительно оказалась полезной. Если мне повезет - завтра мы отсюда уберемся.
При этих словах Тина немного оживилась.
- Завтра... - с мечтательной надеждой произнесла она. Девушка рывком вскочила, усаживаясь на кровати по-турецки. - Я слушаю.
Кэйна это на мгновение обескуражило.
- Да в общем-то я уже все сказал. Дальше я буду действовать сам. (Все равно от тебя толку ноль... Нет, минус бесконечность... Я сказал это вслух? Ой.) В общем, я сам все узнаю. Отдыхай.
С виноватой, но очень счастливой улыбкой Тина откинулась на подушку.
- Как скажешь, - она развела руками, демонстрируя полное согласие.
- Значит, договорились, - Кэйн вздохнул, кинул на Тину последний взгляд, покачал головой и вышел из ее комнаты.
Закрыв за собой дверь, Фира осмотрелся по сторонам и поспешил ретироваться, пока его не застукали школьницы. На часах - около девяти вечера, и по его скромным расчетам, профессор Фросс сейчас в лаборатории. Однако, вполне вероятно, не одна. И либо предложить ей прогуляться, либо подождать... Избавил его от выбора звонок телефона. Нильсси просил срочно прибыть в кабинет ректора.
В кабинете оказалось тесновато. Кроме самого ректора и Нильсси, там находились профессор Джадд и старшеклассница Стейси, одна из его группы исследователей, тех, с которыми они разговаривали утром. Ректор никак не мог справиться с эмоциями и сидел багровый, руки его тряслись, когда он поднял стакан с виски, и стекло несколько раз звучно стукнуло о зубы. Джадд был очень бледен, его фанатичный взгляд зацикленного ученого практически потух. Стейси откровенно ревела, а Нильсси ревел на нее, чтобы она заткнулась.
Это представление несколько обескуражило Кэйна.
- Еще раз, - приказал Нильсси тоном, которым можно было крошить лед.
- Я... - пропищала старшеклассница. - Я и профессор... - На большее ее не хватило.
Бледный профессор Джадд, хоть и выглядел так, будто сердечный приступ уже близко, размеренно начал свой рассказ:
- Марта действительно ушла в десять вечера, но потом зачем-то вернулась в лабораторию... И застала нас со Стейси... В несколько компрометирующем положении...
«Воу! - мысленно поразился Кэйн. - Неужели наши утренние шутки с Тиной были не такие уж шутки?»
- И вы убили ее! - загремел Нильсси.
- Я думал о своей репутации! Я уважаемый специалист в метеорологии, я не мог быть замешан в подобном скандале! Она была такая правильная, у нее на лице было написано, что утром же она доложит обо всем ректору! Да, я пошел за ней следом и прирезал ее! Имею право! Она сама виновата, дрянь! - вконец разошелся профессор.
Нильсси ждал от Фиры какого-нибудь едкого замечания по поводу активной сексуальной жизни профессора на склоне лет или, может, еще по какому-то поводу, но едкое замечание должно было последовать! После продолжительной паузы, не дождавшийся саркастичного высказывания Нильсси недоумевающе обернулся к Кэйну. Тот выглядел удивленно, даже несколько растерянно, и молчал.
- Понятно все, - зло кинул Нильсси, позвал подчиненных, впятером ожидающих у дверей кабинета, и приказал вывести арестованного профессора и сдать в полицейский участок. Пусть сами там разбираются с этой бытовухой.
Нильсси проследил за тем, как Кэйн проводил удаляющуюся в окружении кетеровцев спину профессора, и вернулся к насущному, обсудив с ректором бумажные формальности и пообещав чуть сгладить в глазах начальства удар, который неизбежно понесет репутация академии. С развратным поведением старшеклассницы бравый следователь оставил разбираться ректору.
- В принципе, наша работа здесь закончена, - заметил он с намеком, подходя к Кэйну, стоящему возле окна в коридоре.
Намекал он на то, что у Фиры могли, конечно, остаться свои, особые дела, ради которых он сюда и прибыл, и в которые посвящать его был не намерен...
Фира не проникся его скупым укором. Стоя у высокого окна, он задумчиво глядел на внутренний двор, который освещала яркая зимняя луна.