— Это только предположение, Тревиц,- резко сказала Блисс. У вас нет доказательств.
— Так ведь это Гея утверждает, что у меня особый талант приходить к правильным заключениям без достаточных оснований. Поэтому, раз я сделал твердый вывод, не попрекайте меня отсутствием доказательств.
Блисс ничего на это не ответила.
— Тем важнее, — продолжал Тревиц, — найти Землю. Как только "Далекую Звезду" подготовят, я лечу. Вы с Яновом по-прежнему собираетесь лететь со мной?
Без колебаний Блисс ответила "да". "Да" ответил и Пелорат.
2. Полет на Компореллон
Накрапывал дождик, на пасмурном небе не было видно ни одного просвета.
Тревиц надел непромокаемую шляпу, капли дождя, отскакивая от нее, разлетались во все стороны. Пелорат держался вне досягаемости этих брызг, он ничем не защитился от дождя.
— Не понимаю, Янов, зачем вы мокнете, — сказал Тревиц.
— Меня влага не раздражает, мой дорогой мальчик, — как всегда серьезно ответил Пелорат. — Дождик слабый и теплый, а ветра совсем нет. Кроме того, старая пословица гласит: "На Анакреоне будь анакреонцем". — И он показал на стоявших неподалеку от корабля и молчаливо смотревших геян. Они стояли на одинаковом расстоянии друг от друга, подобно геянским деревьям, и ни на одном из геян не было непромокаемой шляпы.
— Я думаю, — сказал Тревиц, — что они мокнут за компанию со всей остальной Геей.
— Не так уж это глупо, — сказал Пелорат. — Скоро выглянет солнце, и все высохнет. Болезнетворных микробов здесь нет, никто не простудится и не заболеет, одежда не мнется и не садится, отчего бы не охладиться немного?
Пелорат рассуждал логично, но Тревиц не унимался.
— Все равно, — сказал он, — незачем устраивать дождь при нашем отлете. В конце концов, дождь здесь — сознательное действие. Гея как будто выражает этим дождем свое отношение к нам.
— Быть может, — улыбаясь уголком губ, сказал Пелорат, провожая нас, Гея плачет от горя.
— Она, может, и плачет, — сказал Тревиц, — а я нет.
— Собственно, — сказал Пелорат, — я думаю, что просто в этом районе почва нуждается во влаге, и это для Геи важнее, чем наши проводы.
— Вы действительно любите эту планету, Янов? — улыбнулся Тревиц, — Я хотел сказать, не только из-за Блисс?
— Да, люблю, — с вызовом ответил Пелорат. — Я всегда жил спокойно и размеренно, а здесь старается так жить вся планета… В конце концов, Голан, когда мы строим дом, мы стремимся обеспечить себе удобные условия внутри него и защиту от наружных неудобств. А Гея как раз осуществляет идею защиты и удобства в пределах всей планеты. Разве это плохо?
— Мой дом или мой корабль, — возразил Тревиц, подстраивается под меня, а не я под него. Если бы я стал частью Геи, то как бы она ко мне ни приспосабливалась, меня не устроило бы то, что и я должен приспосабливаться к ней.
— Каждое общество, — сказал Пелорат, поджав губы, приводит свое население в соответствие с собой. В рамках общества каждый индивидуум связан сложившимися обычаями.
— В обществе, к которому я привык, возможен бунт. Существуют чудаки и даже преступники.
— Значит, вам нужны чудаки и преступники?
— А почему бы нет? Мы с вами, Янов, чудаки. Нас никак не назовешь типичными жителями Терминуса. А кого назвать преступником — вопрос определения. И если существование преступников — это цена, которую надо заплатить за бунтовщиков, чудаков и гениев, то я согласен ее заплатить.
— Разве нельзя создавать гениев без преступников?
— Я не вижу, как можно создавать гениев, которых можно считать отклонением от нормы в лучшую сторону, без преступников — отклонения от нормы в другую сторону. Должна быть симметрия… Во всяком случае, я не признаю Гею лучшим образцом места обитания человечества только на том основании, что это образец комфортабельного дома.
— О, мой дорогой друг, я не пытался переубедить вас, я только хотел отме…
Он умолк. Энергичной походкой к ним приближалась Блисс. Ее темные волосы были мокрыми, и накидка облепила тело, подчеркивая статную фигуру. Она кивнула им на ходу.
— Простите, что задержала вас, — слегка запыхавшись, сказала она. — Разговор с Доммом занял больше времени, чем я рассчитывала.
— Вы же знаете все, что знает он, — сказал Тревиц.
— Не настолько мы идентичны, чтобы не могли иногда поспорить. Например, у вас две руки, и они совершенно идентичны, но одна из них — зеркальное отражение другой, и вы пользуетесь ими не совсем одинаково, верно?
— Она вас переспорила, — с явным удовлетворением сказал Пелорат.
— Это эффектная аналогия, — кивнул Тревиц. — Хотя я не уверен, что она здесь уместна. Ну ладно, теперь мы можем подняться на корабль. Все-таки дождь.
— Да, да, наши люди кончили работы, и корабль сейчас в идеальном состоянии. — Затем, бросив любопытный взгляд на Тревица, Блисс сказала: — Вы совсем сухой, на вас капли не попадают.
— Да, — сказал Тревиц. — Я не люблю мокнуть.
— Разве не бывает иногда приятно вымокнуть?
— Конечно, но не под дождем, по-моему.
— Ну, как хотите. — Блисс пожала плечами. — Наш багаж погружен, так что можем подняться на борт.
Все трое направились к "Далекой Звезде". Пока они шли, дождь становился все слабее, но трава оставалась мокрой, и Тревиц шел осторожно, а Блисс несла в руке босоножки и шлепала по траве босиком.
— Это очень приятно, — сказала она, заметив, что Тревиц смотрит на ее ноги.
— Да, — сказал он, затем спросил, не скрывая раздражения -: Кстати, зачем вокруг стоят геяне?
— Они записывают это событие, — ответила Блисс. — Гея считает его памятным. Вы для нас важны, Тревиц. Помните, если в результате этого путешествия вы измените свое решение, мы никогда не вырастем до Галаксии и даже, может быть, не останемся Геей.
— Стало быть, я означаю для Геи жизнь и смерть. Для целой планеты.
— Мы так считаем.
Неожиданно Тревиц остановился и снял непромокаемую шляпу. Дождь кончился, в небе появились голубые просветы.
— Но у вас уже есть мое решение в вашу пользу, — сказал он. — Если вы, например, убьете меня, я уже не смогу его изменить.
— Голан, — пролепетал потрясенный Пелорат, — что за ужасы вы говорите!
— Это типично для изолята, — спокойно сказала Блисс. — Поймите, Тревиц, для нас важны не вы как человек и даже не ваше решение, а только истина, фактическая сторона дела. Вы важны лишь как проводник истины. А если мы вас убьем, мы только скроем истину от самих себя.
— И если я скажу вам, что истина — это не Гея, вы все с радостью согласитесь умереть?
— Вероятно, не с радостью, но кончится этим.
Тревиц покачал головой.
— Это ваше заявление, — сказал он, — больше всего убеждает меня, что Гея просто ужасна. — Затем, вернувшись взглядом к зрителям-геянам, он добавил: — Почему они так расставлены? И зачем их так много? Разве если кто-то один наблюдает данное событие, оно не становится доступным для всех?
— Они все, — сказала Блисс, — запоминают со своих точек зрения и отмечают подробности в своих чем-то отличающихся мозгах. Это событие, составленное из всех наблюдений, станет намного понятнее, чем если бы наблюдал кто-то один.
— Другими словами, целое больше суммы отдельных его частей.
— Вот именно. Вы сформулировали основное оправдание существования Геи. Вы как индивидуум намного важнее, чем пятьдесят триллионов отдельных клеток, из которых вы состоите. С этим вы, конечно, согласитесь.
— Да, — ответил Тревиц, — соглашусь.
Он вошел в корабль, оглянувшись у люка, чтобы бросить на Гею прощальный взгляд.
Воздух был свежим после короткого дождя. Перед Тревицем расстилалась зеленая, цветущая, тихая и мирная планета идиллия посреди хаоса тревожной Галактики.
… И Тревиц искренне надеялся, что больше никогда не увидит Гею.