«Это не одно и тоже, жалость и милосердие! Мама бы поняла…», — он прикусывает губу, не позволяя комку в горле расходиться дальше-мамы больше нет, и ему нужно учится жить по этим правилам, писанным и неписанным, половину из которых кто-либо едва стремится ему разъяснить.
Иван глубоко выдыхает, открывая глаза и всматриваясь в собственное отражение. Это смутно-тревожно, весьма знакомое для него сочетания вины со стыдом, что жалящей змеей кусает чувством неудовлетворенности собой.
«Едва ли будет хорошо, если я начну высказывать ему за Марью… Да и что я могу уже сделать? Хотя нет, надо найти, что сделать, пусть не сейчас, но Василиса уже явно настрадалась…»
В голове чередой всплывают злобные гримасы вместе с чередой неоднозначных высказываний.
«Именно ты не заслуживаешь, чтобы тебя любили, хм…», — эта фраза особенно цепляет его, словно поднимая муть со дна озера, — «Вообще не понимаю, что творится в его голове, где мысли Чернобога, а где его? Или он уже стал частью Кощея, или становится, теряя собственную сущность?».
Иван растирает лоб руками, ощущая как головная боль едва ли отступает. Оторвавшись от зеркала, он подходит к окну, распахивая его и впуская в комнату свежий воздух.
«Проблема на проблеме», — с досадой резюмирует юноша, окидывая взглядом уходящий в горизонт лес.
Оглянувшись напоследок, он выскальзывает из комнаты, неся в сердце тяжелую, томную горечь. Позже, вечером, он находит своего супруга в покоях, и не замечает в его лице ни злости, ни раздражения.
— Сегодня был тяжелый день, да? — он садится на колени Кощея, внимательно всматриваясь в лиловые, привычно лиловые глаза.
— Скорее насыщенный разборками, — хмыкает мужчина, обхватывая спину Ивана, и юноша краем глаза замечает на когтях и краях рукавов капли крови. Что ж, кажется, в свои мрачные и темные подземелья Князь Тьмы сегодня спускался не просто так.
— Слушай ты… — Бессмертный замечает на лице собеседника не вполне присущие ему обычно смятение и неуверенность.
Он не знает, как спросить об этом, потому что во многом не понимает, о чем именно хочет поговорить:
Ты злишься на меня?
Тебя раздражает что-то во мне?
Тебе…не хватает чего-то?
Иван, неловко улыбнувшись, лишь обнимает Кощея за шею, так и не договорив свою реплику.
«Отрицаю ли я твою тьму?», — думает юноша, пока прохладные руки поглаживают его по спине, — «Быть может, я не выношу ее в себе, и от того мне так мучительно обходиться с твоей?..»
— Твоя тьма чувствует себя отвергнутой мною, да? — в конце концов произносит Иван, ощущая, как руки, поглаживающие его по спине, замирают.
«Это…интересная реплика», — Кощей нахмуривается. В общем и целом, мысль сформулирована предельно емко и точно. Но Бессмертный относился к этому легко, слишком хорошо зная, что у всего есть своя цена. И его нынешняя плата невыносимой не казалась, хотя порой и доставляла определенный дискомфорт.
— Почему ты вообще заговорил об этом? — протягивает Бессмертный, отстраняясь и заглядывая в голубые глаза.
Юноша улыбается, улыбкой во многом неловкой. «Сказать …правду?», — мелькает в голове, но он интуитивно ощущает, что это не приведет к откровенному разговору, — «Если это не просто он, но и часть тебя, ты лишь разозлишься и спрячешь ее снова куда-подальше…».
— Чувствую так, — пожимает плечами юноша, укладывая ладонь на грудь Кощея, аккурат в районе молчащего сердца.
— А почему она вообще должна быть принята тобой, мм? — мягко усмехается мужчина, заправляя кудрявый локон за ухо, — Ты многого лишился и так, и я не жду от тебя еще больших жертв.
— Я не считаю это жертвами, все это мой выбор, — морщится Иван, укладывая голову на плечо Бессмертного.
— Как и мой, — хмыкает Бессмертный.
— И что же составляет твой выбор? — спустя паузу осторожно спрашивает юноша.
— Держать некоторых демонов на цепях…а некоторых просто подальше, — Кощей кончиком носа скользит по теплой шее, приятно щекоча, смешивая телесное тепло с душевной тревогой.
«А настоящая ли это любовь, если я не принимаю тебя полностью…», — с печалью размышляет Иван, разворачивая голову, сталкиваясь губами с губами.
— Думается мне, свет мой, что почти на все смотришь чересчур максималистично, — с нотой тонкой иронии произносит Бессмертный, разрывая касание, — Порок, с неизбежностью присущий молодости.
— Быть может, — Иван улыбается в ответ самими уголками губ.
— Знаешь… — когти медленно перебирают кудрявые волосы, — Нет твоей вины в том, что я встретил тебя так поздно.
— А это-то тут причем? — нахмурившись, произносит юноша, не вполне понимая к чему относится реплика.
Он чувствует себя здесь некомфортно — все эти капища богов, волхвы, деревянные идолы.
«Да, в каждой земли свои боги… Интересно, услышат ли нас эти», — поджав губы, думает Кощей, имея на это вполне определенный ответ.
Если что-то он в жизни и усвоил, так это то, что молитвы бесполезны, а боги жестоки, им скорее нравится наблюдать за потугами смертных, чем проливать милосердие. И если хочешь чего-то, лучше брать все в свои руки.
Его князь тем временем общается с высоким, седобородым волхвом, жестикулируя руками. Собеседник в ответ едва качает головой.
Кощей сощуривает взгляд, едва заметно хмурясь. Что ж, если боги милостивы не будут, и окажутся скорее на стороне врагов, с этим всегда можно разобраться, так или иначе. Пусть на поле битвы решается многое, но не меньше может решить вовремя написанное или наоборот, перехваченное письмо, красивая девица, засланная к месту. Слабые места есть везде и у всех, нужно лишь уметь найти их.
— Нужно жертвоприношение, — Мстислав возвращается к нему с лицом если не удовлетворенным, то точно не разочарованным.
— Человеческое? — скучающим тоном произносит юноша, ловя недоуменный взгляд.
— Белобог людьми не берет, скот и зерно.
— Будем надеяться, этого достаточно, — обтекаемо протягивает Кощей.
— Паясничаешь? — подняв бровь, произносит князь, но улыбка на его устах мягкая.
— Да нет, надо-значит надо, — быстро произносит юноша, потупляя взор.
Мстислав кивает, и вновь возвращается к волхвам, а Кощей тем временем уходит подальше от капища, к небольшому пруду.
«Если проиграем эту битву, будет нехорошо, его отец и так сомневается в нем, все смотрит в сторону второго братца…», — с тревогой размышляет юноша, устраиваясь на бревне напротив воды.
Он не замечает, как тихой поступью к нему подходит один из волхвов, садясь подле.
— Ты весьма преданный слуга, верно?
Кощей вздрагивает, нахмуриваясь, кося взгляд на старца, но ничего не говорит.
— Если пойдешь не по тому пути…породишь большое зло, — продолжает волхв, — В тебе ведь есть сила, верно?
— Скорее умею обходиться с артефактами, только и всего, — бросает юноша, ощущая дискомфорт, желание поскорее закончить этот разговор.
Ему кажется, что затянутые белой пеленой глаза, несмотря на слепоту смотрят в самую его суть, видя то, что быть может он сам предпочитает лишний раз не разглядывать.
— Для тебя ведь нет черного и белого, Кощей. Жаль, что твой выбор не пал на сильного духом человека, тогда бы уподобил силу на службу свету, а так…
«Душа князя падка на искушения, власть развратит его… И юноша, ослепленный чувствами, сам того не ведая, только усугубит», — думает старец, размеренно постукивая пальцами по древку посоха.
— А так что? — не сдержав раздражения бросает юноша, поднимаясь с бревна, краем сознания подмечая, что никому из здешних волхвов по имени не представлялся, — Не понимаю, почему вы так говорите о князе, у него прегрешений за душой не больше, чем у других прочих власть имущих.
Старик лишь усмехается в ответ, качая головой. Кощей, криво улыбнувшись, отвешивает должный, во многом дерганый поклон и удаляется.