Целый месяц топарх ожидал прибытия князя Святослава. И только после возвращения на третий день князь принял византийца. Именитые люди, что сопровождали его, были остановлены в гриднице, а в светлицу был пропущен только топарх. Он растерялся, потому что подарки, что положены при всякой встрече с владыками, оказалось некому нести, тогда он попросил воинов, что стояли у входа, занести дары в светлицу, а сам же при виде князя упал на колени, как это он делал в Византии, но никто не подсказал ему, когда подниматься и, когда он поднял голову, увидел, - князь улыбался:
- Долго ли лежать будешь, - спросил князь, - али спать сюда пришел? Садись в кресло и говори.
Топарх поднялся и сразу приметил, что Великий князь даже не глянул на его дары. И топарх решил сразу рассказать, что случилось с землей, которой управлял он, и просил покровительства князя. Князь приказал впустить именитых людей в светлицу и тут же распорядился найти Кожему и прислать к нему.
Дело в том, что все начальники гарнизонов, раскиданных по обширной земле русов, должны являться и докладывать о делах и заботах в завоеванных землях и о сборе дани, которую обязаны привезти с собой. Они уже были в Киеве, но каждый ждал своего часа, когда князь призовет его.
Среди сопровождавших топарха именитых людей большинство было людей славянского языка, и они, приветствуя князя, низко поклонились вождю касаясь рукой земли, и молвили:
- Будь здрав, Великий князь!
Тут же занесли лавку, на которую уселись гости.
- Что скажете, гости? - спросил Святослав.
- Князь, - заговорил самый пожилой гость с серебряной нитью в бороде, - негоже нам воевать со своими. Греки далеко, а ты рядом. Возьми нас под свое крыло и мы будем исправно отдавать то, что положишь нам.
- Вои твои, - вступил другой гость, - огнем и мечом разорили хазарские клематы. Десять городов и множество сел, хотя ранее были благосклонны к мирной жизни. Теперь и не знаем, как жить. Запрети произвол, и мы будем отдавать что положено.
Вошел Кожема, низко поклонился, спросил:
- Звал, князь?
Гости, как один, суетно заерзали на скамейке, перешептываясь:
- Этот вой ох и лют!
Князь то ли услышал, то ли догадался, о чем они шептались:
- Я тебя, Кожема, зачем поставил во главе гарнизона на той земле? А ты грабишь и разор творишь!
Кожема, еще не разобравшись, кто жалуется на него, смиренно ответил:
- Князь, эти иудейские выкормыши клятвенно обещали дань собрать в месяц просинец, и что? Пришел, а они и не думали отдавать. Пришлось наказывать. Кто отдавал, того не трогал, а кто половину, того жег наполовину, а кто вовсе ничего не приготовил, того, конечно, жег и отбирал все, что есть.
- Своевольничаешь, Кожема! Вместо того чтобы от хазарских и печенежских банд охранять, сам разор творишь.
- А как же с ними, государь, коль не платят?
- А почто ты на византийцев напал, крепость их разорил? Ты что, решил меня с Херсонесом и императором ихним поссорить?
Только сейчас Кожема обратил внимание на топарха, что сидел к нему спиной, и вспомнил о встрече, когда тот просил о мире, но в ярости своей против хазар не внял тогда, с кем воюет. Когда же, остыв, но уже разрушив крепость, опомнился, ушел, ничего не потребовав. Святослав заметил поначалу недоумение, а потом и смущение Кожемы, сказал:
- Ладно, ступай, - а когда он вышел, объяснил: - Лют, говорите, а хазары так измывались над ним, что еле выжил... А насчет земель решим так. К северу от Маврокастрона земли принадлежали хазарам, теперь они мои. Я жалую вам сто верст, заселяйте, стройте что хотите и выбирайте, под кем жить будете.