Аппараты собраны, но впереди еще самое главное: их испытания, возможная замена отдельных деталей, доработка. А средств уже нет. Уточкин выставляет один из аппаратов для всеобщего обозрения в помещении фирмы «Проводник» на углу Ришельевской и Почтовой улиц, надеясь, что сборы с выставки дадут ему сумму, недостающую для завершения работ. Журнал «Аэро- и автомобильная жизнь» многозначительно сообщает: «Здесь, в помещении фирмы, будет производиться регулировка аппарата. Публика к полетам не будет допущена. Одесский авторитет инженер А. В. Гусев сообщил, что аппарат Уточкина — моноплан типа «Блерио».
…Идея «Блерио», но похож и на «Антуанетт». Выполнен со многими изменениями. Весит 16–18 пудов. Мотор «Анзани», 25 л. с., 1456 оборотов в минуту. Винт впереди, как у «Блерио»… Аппарат должен взлететь».
Но аэропланы — увы! — не взлетают. При опробовании они могут делать только прыжки-подлеты, но не летать. Комиссия аэроклуба признает, что маломощный мотор «Анзани» не в состоянии обеспечить полет. Высказывается предположение, что Уточкин чрезмерно утяжелил конструкцию.
После этого корреспондент московского журнала сообщает читателям, что Уточкин «соорудил два аппарата, которые результатов не дали. Он их забросил…»
Гнездо людей-птиц
…Начало двадцатого века — заря авиации. Издавна рвавшийся в небо человек наконец-то полетел! Не на воздушном шаре, безвольном исполнителе прихоти ветров, а на аппарате тяжелее воздуха, на машине, чьи движения подвластны рукам! Пилотами первых летательных аппаратов являются, как правило, их создатели или гонщики — люди исключительной отваги, сочетающие в себе смелость, спортивную натренированность с незаурядными техническими знаниями. К ним принадлежит и Михаил Ефимов,
К моменту его приезда Франция оказалась в авангарде борьбы за покорение пятого океана. Пропаганда аппаратов тяжелее воздуха, начатая Надаром и продолженная Аршдаконом и Фербером, дала щедрые плоды. На французской земле начинается бурное развитие авиации. Здесь основываются авиационные предприятия, школы, аэроклубы, открываются выставки авиационной техники. Меценаты выделяют крупные призы за установление рекордов дальности, высоты и скорости полета. Созываются международные конгрессы по авиации. (Кстати, даже классификация летательных аппаратов по группам — орнитоптеры, геликоптеры и аэропланы — установлена на ученом конгрессе в Париже в 1889 году). Французские самолеты и авиационные двигатели получают широкое распространение, копируются во многих странах. Отовсюду едут во Францию учиться летному делу: пока только здесь выдают свидетельства на право пилотирования аэроплана.
Гнездом людей-птиц назвал Мурмелон один из французских репортеров, и этот яркий эпитет разгуливает по страницам газет, проникает в лексику собеседников. Уже в поезде, идущем из столицы в Реймс, где предстоит пересадка на местный поезд до Мурмелона, чувствуется атмосфера этого авиационного центра: пассажиры говорят только о полетах, в газетах первым делом ищут отдел воздухоплавания. Люди, чьи профессии несказанно далеки от неба, горят желанием узнать: кто, где и как высоко летал? Эмброс перевел Михаилу фразу, оброненную соседом по купе:
— Вся Франция больна летной горячкой. В пяти театрах Парижа не сходят со сцены ревю на авиационные темы.
Но если в поезде ощущалось лишь приближение «гнезда людей-птиц», то на станции в Реймсе слово «авиасьон» яркими надписями кричит со стен домов, постоянно слышится среди пешеходов.
Мурмелон ле Гран (Большой Мурмелон) — так официально именуется городок, куда из Реймса местный поезд довез Ефимова и Эмброса. Он — в 180 километрах к северу от Парижа. Определение «ле Гран» невольно вызывает улыбку — настолько он мал и настолько немногочисленно его население. Взору приезжих предстают небольшие одноэтажные и двухэтажные домики под красными черепичными крышами, собор с невысокой колокольней, несколько уютных кафе. На улицах много военных: здесь летом располагаются военные лагеря. Кондуктор омнибуса, курсирующего между вокзалом и городом, любезно объяснил Ефимову и Эмбросу, услышав, что они едут к «самому Анри Фарману!»:
— Авиашкола и мастерские находятся в трех километрах за городом, на Шалонском поле.
Оставив чемоданы в отеле, русские спешат на аэродром, к которому ведет хорошо вымощенное шоссе. Идут пешком, жадно всматриваясь во все, что встречается на пути. Вскоре перед ними открылось огромное поле с нестройным ансамблем каких-то деревянных построек вдали. Возле них здесь и там застыли… аэропланы! Ефимов невольно затаил дыхание: вот она, его мечта!