Кроме командированных, во Францию приезжают из России все новые люди, загоревшиеся желанием летать. В отеле «Брабант» стихийно создается своеобразный «русский аэроклуб», где обсуждаются все авиационные новости и проблемы. Юрист Александр Васильев, прибывший попытать счастья на летном поприще, рассказывает собравшимся в кафе землякам, как блистательный Латам на гастролях в Петербурге никак не мог поднять в воздух свою «стрекозу» и ничего не получил от учредителей полетов. Он слишком понадеялся на свою удачу и не захватил с собой запасных частей. А его «Антуанетт», как назло, оказалась плохо отрегулированной.
Рассказывает Васильев и о себе: начитался об авиации, бросил место в казанском суде и поехал в столицу — поглядеть на авиационные состязания. Увидел там полеты Морана и Попова — и прощай, покой! Решил стать пилотом.
Попросился в ученики к Попову, который уже начал обучать полетам на «Райте» офицера Воздухоплавательной школы Руднева. Но случилось несчастье: Попов при посадке зацепился полозьями «Райта» за косогор. Забрали его, еле живого, в госпиталь. У Николая Евграфовича тяжелое сотрясение мозга. Пришлось Рудневу вернуться к своим аэростатам. Но, видимо, Воздухоплавательная школа уже всерьез заинтересовалась самолетами: ею закуплены «фарманы» у Христианса и Эдмонда. Последний приглашен обучить полетам на них поручиков Горшкова и Когутова.
После этого печального происшествия Н. Е. Попов больше не летал. Свыше месяца пролежал в госпитале, затем уехал продолжать лечение за границу. Поселился в Ницце, вновь занялся журналистикой. Его корреспонденции о важнейших авиационных событиях публиковались в петербургской прессе. Николай Евграфович погиб 31 августа 1912 года в Адрианополе во время балкано-турецкой войны.
— Я получил от начальника Воздухоплавательной школы генерала Кованько письмо с предложением занять там место инструктора, — заметил Ефимов и горестно усмехнулся: — Рад бы в рай, да грехи не пускают. Тянет на родину, но контракты связывают по рукам!
— Поскорей бы вам воротиться в Россию, Михаил Никифорович! — живо отозвался Васильев, — Там полно желающих учиться летать, а негде и не у кого. Эдмонд берет со школы двести франков в день за каждого ученика. Я поразмыслил и отважился податься сюда, во Францию. Кстати, здесь в школу Луи Блерио уже поступил мой приятель Саша Кузминский. Мы с ним на полетах Попова познакомились. Уговаривал меня ехать сюда вместе, но я остался учиться в Петербурге и, как оказалось, зря время потерял.
— Какой Кузминский? — любопытствуют собеседники. — Уж не родственник ли Льва Николаевича Толстого?
Представьте, да. Племянник его жены Софьи Андреевны. На авиацию дипломатическую карьеру променял.
— Ну и ну!
Среди новичков импровизированного «русского аэроклуба» обращают на себя внимание гости из Петербурга Владимир Лебедев и Генрих Сегно. Оба уроженцы столицы, выпускники технических институтов. Стройны, безукоризненно одеты. Производят впечатление состоятельных людей. Но в действительности иначе: увлеклись авиацией, а средств на осуществление мечты нет. Сегно, по происхождению поляк, уже строил бамбуковые планеры и даже испытал восторг от несколькосекундного пребывания в полете. Лебедев — инженер с предпринимательской жилкой — организовал в Петербурге артель-мастерскую по производству моторных лодок, считая, что в России это дело весьма перспективно. Но… артель распалась, и оборудование мастерской перешло во владение фирмы «Иоахим и Ко».
Страстный спортсмен Владимир Лебедев принимал участие в велосипедных и автомобильных гонках, установил своеобразный мировой рекорд: ездил в Михайловском манеже 19 часов подряд, преодолев 375 верст… Как ему отставать от времени! Ведь еще в 1908 году здесь, во Франции, своими глазами видел полеты Вилбура Райта.
— Придумал я устроить подписку на покупку аэроплана — рублей по сто на пай, — рассказывает он. — Подписались небогатые люди — инженеры, чиновники. Собрали семь с половиной тысяч рублей. Остальные две с половиной тысячи дал аэроклуб. В его распоряжение и перешел аэроплан. В августе прошлого года поехал я за ним сюда, во Францию. Заказал аппарат фирме «Ариэль», которая строит «райты». Там же стал работать механиком. Первые уроки летания брал у Эжена Лефевра. И вот в тот самый момент, когда Лефевр сдавал мне заказанный аэроплан, он убился… Упал с высоты совсем рядом со мной. Полозья на полтора аршина в землю вошли. У него позвоночник сломался, а лежит, словно живой. Мы все, кто был в тот момент на летном поле, пытались привести его в чувство, больше часу возились. А его пес, огромный дог, раньше нас все понял: стоит и воет. На следующее утро приходим, а пес лежит на груде обломков и воет по-прежнему… Полет — дело такое: соринка в глаз попала, проволочка ослабла — и довольно… После этого случая отказались мы от «Райта», и я вернулся в Россию…