— Успех этого мероприятия зависит от авиаторов, не так ли, господа? — волнуясь, говорил Васильев, — А вы о них почему-то позабыли. Зачем, спрашивается, по дороге строить сто ангаров? Это же смешно! Пока освоят эту трассу для воздушных сообщений, ангары сгниют. Зачем нанимать столько механиков? И где вы их возьмете? Неужели вы думаете, что я доверю свой аппарат чужому? Да ни за что! Я сам должен его исправлять. Увеличьте призы, чтобы я мог обеспечить себя всем необходимым. Тогда автомобиль с запасными частями будет следовать по дороге, и пилоту не будет страшна авария. На этапах же должны быть бензин и люди, которые помогут провернуть пропеллер в случае вынужденной посадки.
— Да, на такие призы, пожалуй, рисковать аппаратами нельзя, — невольно вырвалось и у Ефимова. — Вспомните: недавний победитель перелета Париж — Мадрид Жюль Ведрин получил приз в сто тысяч франков. У вас нет таких денег, но призы должны окупить хотя бы расходы авиаторов. К перелету нужно хорошо подготовиться, приобрести новый аппарат. Ведь только доставка аэроплана в Петербург, оплата переезда и содержание механика обойдутся минимум в три тысячи рублей, и это не считая стоимости аппарата!
На оргкомитет, во главе которого стоят член Государственной думы Гучков и заместитель «шефа авиации» барон Каульбарс, доводы авиаторов не произвели впечатления…
— Как тебе это нравится? — возмущается Васильев, оставшись с Ефимовым наедине. — Все может провалиться к чертям!
Мысли о предстоящем перелете не оставляют летчиков и на московских авиационных соревнованиях.
Михаил Никифорович тревожится о брате — своем ученике, уже получившем пилотский диплом. Тимофей Ефимов записался на участие в перелете, внеся требуемый залог в сто рублей. Братья заказали на Русско-Балтийском заводе аппарат типа «Соммер», внеся в его конструкцию ряд изменений.
После состязаний в Москве Михаил Ефимов и Васильев специально для проверки воздушной трассы полетели вечером в Клин над Петербургским трактом. Сели в имении «Нагорном», ориентируясь на костры. Когда на следующий день рано утром стали возвращаться в Москву, их аэропланы попали в невероятную «болтанку». Летчики убедились, что принимать участие в перелете на старых аппаратах, истрепанных двумя состязаниями, просто рискованно.
— А что, если мы коллективно попросим оргкомитет отложить перелет? Тогда и ты, Миша, сможешь в нем участвовать, — высказывает предположение Васильев.
— Хорошо бы.
На письменную просьбу, подписанную всеми участниками перелета (под ней стояла подпись и Михаила Ефимова), оргкомитет ответил отказом: «Перелет начнется в назначенное время — 10 июля».
Заказанный братьями Ефимовыми аэроплан не готов к указанному сроку. Тимофей не летит. Васильев отказывается от участия в состязании тоже.
— На чем же? — спрашивает он растерявшихся членов оргкомитета. — Мой «Блерио» вышел из строя, а новый не готов. Что, прикажете лететь на верную гибель?
И все же после некоторых раздумий Александр Алексеевич решается: пусть он понесет материальный ущерб, пусть поплатится здоровьем, но надо с честью для России выйти из этого испытания.
Чтобы разрешить свои сомнения, Васильев при встрече спросил Ефимова:
— Как ты думаешь, Уточкин долетит до Москвы?
— Уточкин, — ответил Ефимов, — рискует. Ведь нельзя же без подготовки пересесть с «Фармана» на «Блерио». А моноплан он еще как следует не изучил. Долететь имеешь шансы только ты.
Участники летного «марафона» стартуют на рассвете с нового военного Корпусного аэродрома. Горизонт окутывает легкий туман, сгущается в низинах. Несмотря на ранний час, на поле собралось много народу. Возле авиаторов снуют фотографы. Два богатых купца, ожесточенно споря, заключают пари: один поставил на Уточкина, другой — на Васильева. Пришли и военные летчики. Занятые подготовкой к маневрам, они все же внимательно следили за всеми приготовлениями к перелету. Среди них и Михаил Ефимов. Он огорчен, что не может принять участия в этом, пусть и плохо организованном, состязании и близко к сердцу принимает все, что здесь происходит. Прибежал и Морозов. Он в отчаянии: никто из пилотов не может взять его с собой в перелет.
— Вот и я тоже не могу лететь, — утешает его Ефимов. — Приезжайте, Николай Александрович, ко мне в понедельник в Гатчину — полетаем там.