Архивы сохранили для нас несколько газетных сообщений о предполагаемой постройке Ефимовым аппарата своей конструкции и даже о том, что «М. Н. Ефимов начал постройку моноплана собственной системы, мотор для которого «Гном» 70 сил привез с собой из-за границы».
Очевидно, авиатор продумывал схему, что-то начинал строить. Но огромная разносторонняя работа, которую он выполнял в авиашколе, и страстная любовь к полетам не давали завершить задуманное. Ведь созданию летательного аппарата, как известно, необходимо отдавать все время, все силы.
Однако постепенно у Ефимова накапливаются материал и опыт, и он приступает к проектированию аэроплана для вполне определенной цели, которую подсказало пребывание на фронте, — Михаил Никифорович задумал сконструировать и построить на собственные средства (ни на чью материальную поддержку он не надеется и ничьей помощи не просит) самолет-истребитель.
Ему даже удается заинтересовать этой идеей «заведующего авиацией»: в феврале 1916 года его командируют в Киев, в 25-й корпусный авиационный отряд при военной школе летчиков-наблюдателей — «для разработки проекта аппарата собственной системы».
Здесь, в Киеве, Михаил Никифорович напряженно трудится над проектом аэроплана. Детали изготовляет и испытывает в мастерских Политехнического института и школы летчиков-наблюдателей. Однако завершить работу в этом городе ему не удается.
Из переписки, обнаруженной в делах Авиаканца (находившегося в то время в Киеве), видно, какую интригу сплели вокруг Ефимова царские чиновники, задавшись целью опорочить выходца из простого народа, помешать осуществлению его идеи. Как свидетельствует старый военный летчик Шатерников, «во всех, как служебных, технических, так и жизненных делах Ефимов был прямолинейным, любил говорить правду прямо в лицо, и притом всем, не считаясь с рангом и положением собеседника… Чиновников из штаба авиации… М. Н. Ефимов уличал в промахах, нелепостях в организации, в неумении использовать авиацию и прочее. Вот за это его многие недолюбливали».
Приказ о новом назначении младшего офицера Ефимова томительно долго проходит инстанции в Петрограде. Из-за волокиты пилот длительное время еще числится в списках Качинской авиационной школы. Ему предстоит рассчитаться со школой и забрать личное имущество. В самый разгар работы над проектом Ефимову выписывают командировку в Севастополь. Михаил Никифорович удивлен: «Я сейчас ехать не могу, так как работы по постройке аппарата требуют [моего] обязательного присутствия…» Начальство никак не реагирует на возражения авиатора, а Ефимов остается в Киеве и работает. Через несколько дней ему понадобилось, наконец, поехать в Севастополь, испытать некоторые узлы будущего аэроплана — сделать это возможно лишь в Качинской школе. Он приходит в Авиаканц и просит заменить сроки командировки. Старший лейтенант Эллис предлагает выехать сегодня же, пока предписание еще действует, а на обратный проезд просить командировку у начальника школы. «Веря слову как написанному, — потом писал Ефимов в рапорте, — я поехал».
К этому времени Качинская авиационная школа уже передана военному ведомству. «Новый начальник школы полковник Стаматьев, — пишет в своих мемуарах старейший советский летчик Алексей Константинович Туманский, — в прошлом командовал морским батальоном, отличался жестокостью в обращении с подчиненными». Характеризует Стаматьева эпизод, приведенный в книге мемуаров Туманского: «Солдаты вежливо, просили врача школы принять необходимые меры дезинфекции при прививках от заразных болезней. Стаматьев перед строем произнес «разносную тираду», которую закончил фразой:
«Да понимаете ли вы (такие и этакие), что если бы вы даже знали, что вам (такие этакие) заразу прививают, то и в этом случае должны были бы сперва подчиниться, а затем уже обжаловать по команде».
Такому солдафону не по нраву пришелся летчик Ефимов, привыкший в школе чувствовать себя своим. Он под разными нелепыми предлогами задерживает расчет и отправку имущества, следовательно, и выезд Ефимова. Командировка просрочена.
Почему-то сразу же из Киева приходит телеграмма, разыскивающая военного летчика Ефимова. Его вызывает к себе севастопольский военный следователь.
Не закончив дела и не получив расчета, морально травмированный, Ефимов выезжает в Киев. Здесь его ждет новый удар — угроза преданию суду по законам военного времени за «самовольную отлучку».