Мы болтали долго. В табор я в тот вечер не пошла. А следующий день я провела в бегах по магазинам. Сняла комнатку у глухой старушки. Там мы с Гожо встречались и обговаривали наш план. В табор я приходила все реже и реже. Только, что бы знать день, на который назначат свадьбу.
Не долго нам пришлось мучиться.
Утро было солнечное и теплое. Табор постепенно просыпался. Женщины наряжались, да расстилали цветные пледы, украшали лентами, бантами. Готовились. Луладжа светилась от гордости. Помогала, да руководила девчонками которые готовили праздничные угощения. К обеду из кибитки вышла Розка. Ее взгляд мне не понравился. Я кинулась к ней. И тут она заголосила. Все замерли, я бежала к ней, но Луладжа оказалась быстрей. Оказалось, что Лачи нет на месте. И ее с вечера никто из семьи не видел. Розка решила, что она у жениха и не поднимала паники. Но сейчас надо было уже наряжаться и она знала об этом и должна была быть на месте, а ее нет. Луладжа всех успокоила, что видно молодая напугалась грядущими событиями и просто спряталась. И ее надо найти. Все в таборе кинулись ее искать. Переполох был невероятный. Мы бегали друг за другом, перепроверяли кибитки, перевернули все вещи. Я уже не помню, кто догадался искать в лесу, но мы взявшись за руки, большой шеренгой пошли в лес выкрикивая и зовя Лачи. А дальше все было, как во сне. Почти одновременно мы вышли на поляну, и наткнулись на разодранное и покрытое кровью свадебное платье. Розка, и Луладжа кинулись туда. Но Лачи там не было, и только кровавый след вел в густую чащу. Розка обнимала разодранное кровавое платье и невидящими глазами смотрела на нас. У меня сердце разрывалось от вида несчастной женщины. Луладжа с сыном кинулись по следу, но вскоре вернулись. Якоб от злости бросил фразу: «Так ей и надо! Сбежать попыталась! Так ей и надо!»
Вместо праздничного свадебного пира в таборе был прощальный ужин. По утру догорел прощальный костер уносящий часть души умершей Лачи. Шувихани лично закладывала погребальный костер, положила в него остатки подвенечного платья. Я не сдерживая слез прощалась с милой подружкой. Милош не скрывая слез плакал и обнимал застывшую Розку.
На следующее утро все в таборе не сговариваясь стали собираться. К вечеру на месте стоянки табора было пусто и тихо.
Я как могла утешала Розку. Она очень меня пугала своим поведением. Я пыталась поговорить с шувани, но та от меня отмахнулась. У нее сейчас было дело поважней: ей надо было привести табор в новое место. Милош старался помочь матери, но та на него не реагировала. Ехали всю ночь, под утро устроили привал, отдохнуть, перекусить. Розка отказалась есть. У меня сердце разрывалось, я попыталась ее покормить. И вдруг она глянула на меня и тыча мне в грудь пальцем сказала:
- Это ты виновата!
Я опешила и выронила тарелку с супом. Покачала головой отрицая свою вину.
Но Розка продолжала:
- Это ты виновата, что моей девочки не стало! Ты привела в табор того цыгана!
И разрыдалась. Я поняла, что она действительно так думает. Я огляделась и увидела в глазах ромэ тот же упрек. Они все думают, что я виновата. И что Лачи хотела сбежать с Гожо. И мне их не переубедить.
Карл слетел с ветки и сел передо мной, давая всем понять, что меня в обиду не даст. Я огляделась. Все смотрели на меня осуждающе. И я поняла, что больше они меня своей не считают. Ну что ж.
Я встала, поклонилась шувихани табора и пошла своей дорогой. И только хлопанье крыльев над головой звучали поддерживая меня.
***
Город встретил меня утренним рассветом. Пару недель я потратила, чтоб заработать на дорогу в столицу. Куда я твердо решила ехать. Большой город – большие возможности. Пора уже мадемуазель Софи развиваться и становиться самостоятельной.
Перед поездом я стояла всматриваясь в небо. Карл куда-то пропал прямо на кануне отъезда. У нас конечно крепкая связь, но я стала переживать. Клетки он не любил, но мы с ним четко договорились, что бы не потеряться он потерпит долгую поездку в клетке. И я ждала. Еще немного и ему придется догонять поезд. Тот стоял у перрона подрагивая и издавая громкие звуки. Вещи мои носильщик уже разместил на свои места. И только я стояла ожидая свистка проводника. Карл тяжело опустился мне на плечо и я собралась было его отчитать, как маленькие ручки обняли меня сзади. Я счастливо улыбнулась. Придерживая руки я повернулась и обняла ее тщедушное тельце, поцеловала в макушку.
- Лачи, девочка моя!
Гожо стоял рядом.
- Ну, что, поехали? – кивнул он.
И мы поднялись в вагон. В соседних купе удивленными взглядами провожали нашу маленькую, но такую странную процессию.
Заняли свое купе, закрыли двери и я задернула на них шторки. До следующей станции мы ехали обсуждая и вспоминая об удачном исходе нашего замысла.