Она долго молчала, не сводя с моего лица пытливых глаз, словно пыталась прочесть по губам опущенное между строк.
— Наверное, вы отчасти правы, мне действительно сложно вас понять, — медленно произнесла Лена, взгляд её, прежде устремлённый на меня, ушёл куда-то вбок. — Взять вашего крыса, к примеру, — воспоминания неприятно кольнули, она переменила тему, попытавшись ещё раз уравнять нашу диспозицию: — Может, вы всё же подниметесь с пола? Мне неудобно так… — она запнулась, не договорив.
Я встал, ухватившись за столешницу, оглянулся на Елену: наши взгляды оказались на одной линии. Её глубокие, точно колодец, глаза, стали ближе, я прочитал в них смесь жалости и интереса, даже не так, просто поток человеческого тепла. Мы долго молчали, глядя друг на друга, и мне показалось, что ничего другого ни мне, ни ей теперь не нужно. С Катей никогда не получалось вот так запросто делить молчание на двоих, приходилось искать подходящие моменту слова, ими мы и отгораживались друг от друга. Тем более с Нюшей. Сердце неприятно кольнуло, стоило вспомнить о том, что мы с Леной не более чем случайные попутчики в бурном потоке жизни.
— Я расскажу одну историю. В начале прошлого века жил в Берлине один метеоролог, Альфред Вегенер, выдвинувший теорию дрейфа континентов. Ему было чуть за тридцать, в научном мире он был никто, его доводы посчитали чушью, а главное доказательство — схожесть береговой линии Африки и Южной Америки и их флоры и фауны — пустышкой. Оставшуюся жизнь он угробил на попытки доказать свою правоту. Сейчас это непреложная истина, но и я ещё помню, как в школе нам долбили теорию геосинклиналей, повествующую о постепенных подъёмах и оседаниях земной коры и куче затонувших континентов, по которым и мигрировали животные и растения с севера на юг, с запада на восток. И только в конце семидесятых мнение переменилось, когда сам первооткрыватель уже сорок лет как покоился в могиле.
Я осёкся, не найдя её взгляда. Лена сосредоточенно смотрела на стол, освещаемый медленно восходящей луной: погода изменилась, холодный ветер сдул с неба все облака, и величавый диск серебрил полировку, быстро поднимаясь над зубчатым горизонтом, образованным соседними зданиями.
— Ему никто не поверил? — наконец, сказала она.
— Нет, почему же, у него были последователи. Немного, правда, но после смерти….
— Знаете, Маше я поверила сразу, — неожиданно резко сказала она. — Больше потому, что другие, мои сотрудники, коллеги, друзья-подруги, все, кто были рядом, от неё ожесточенно отмахивались. — Она снова замолчала, заглядевшись на пятно света на столе. И добавила, неожиданно перейдя к другому: — А ведь и ваша теория, в неё тоже только один человек верит. Как и в вас.
— В меня… — я растерялся от этой прямолинейности, вот вроде бы видел в ней девочку, беседовал, сидя на полу, стараясь не обидеть. Внушал, разъяснял, она кивала, соглашаясь. И вот в какие-то секунды девочка исчезла, ее место заняла зрелая женщина, все понимающая и подмечающая, настал ее черед давать мне урок.
— Вы говорили о Кате. Простите, мне не следовало…
— Нет, вы правы… конечно же, — глядеть на нее оказалось сложно. Инерционный шарик толкнул другие, отлетел и снова ударил. И далее, презрев силу трения, его кинетика продолжала ударять в недвижные, будто зачарованные движением, шары, лишь передававшие потенциал от одного крайнего на другой, на подобные крайности не решаясь. Столько лет никак не решаясь.
Словно почувствовав, что задела за живое, Лена поднялась. Неловкие извинения последовали с обеих сторон. Сославшись на поздний час, она поспешила откланяться.
Я вышел проводить, выключать свет не стал. Мы молча ступали по темному коридору, даже не пытаясь продолжить враз прервавшуюся беседу. Последние слова Лены заставили нас погрузиться в тишину, не нарушаемую даже цоканьем каблуков и шарканьем ботинок, в перестук шариков, происходивший где-то глубоко внутри нас обоих. И это молчание все дальше и дальше разводило нас по сторонам коридора, а затем и по миру, когда мы оказались на улице. Прощание вышло кратким и скомканным, связующая ниточка, натянувшись, больно дернула и порвалась, когда ее «Инфинити» скрылся за поворотом.