Женщина смотрела на меня в упор ясными вдумчивыми глазами.
— Вы тоже не похожи на… — я запнулся, не зная, как правильнее выразиться, понял, что не могу оторвать глаз от визави. Серьезная, деловая, элегантно одетая — что внутри нее должно было повернуться против часовой стрелки, чтобы предложить подобное? Объяснения телефонной Тиамат никак не подходили этой женщине. Как будто объявление писала не она.
— А если и альфонс, то весьма преуспевающий, — оценив мой «Патек Филипп» — подарок Павла на тридцатипятилетие — заметила Тиамат.
— Не успел заложить в ломбард, — я замолчал, изучая собеседницу.
— Проигрались?
— Да, что-то в этом роде.
— Вы у меня сегодня пятый и всё не то, — тонкими пальцами вертя в руке пачку сигарет, выдохнула она. И смолкла, я буквально чувствовал на себе движение её взгляда.
— Пожалейте животное, — кивнул я на пачку, давая понять, что вижу её неуверенность. — Выходит, я вам не понравился?
Пальчики мигом прижали верблюда к столику, она улыбнулась и посмотрела на меня с куда большим интересом.
— К другим претендентам я даже не вышла.
— Ужели я один удостоился вашего внимания?
Тень улыбки скользнула по тонким губам. Кажется, моя собеседница хотела сказать колкость, но сдержалась.
— Знаете, мне непонятно, зачем надо давать такое глупое объявление?
— Так вы же именно по этому объявлению звонили? Зачем? Я ведь вижу, интеллигент, а не шваль какая. Денежки понадобились? — тонкая ладошка хлопнула по столешнице, стоявшая рядом пепельница жалобно звякнула.
— А у вас, я вижу, их просто девать некуда, — враз задохнувшись, с каким-то присвистом произнес я. — Решили устроить дарвиновский конкурс?
Сверкнувшая молния осветила её нежное лицо, в яркой вспышке света отталкивающей холодностью напомнившее гоголевскую панночку. Я вдруг возненавидел её, эту разодетую дрянь, отчего-то решившую, что может так запросто, точно игрушку, купить себе ребёнка. К гадалке не ходи, что уже сделала выбор, да вздумала поиграть в кошки-мышки. Мало другие наигрались? Те хоть близкие люди; я скривился, близким всегда проще добраться до твоего нутра и вывернуть его наизнанку. А это кто? Хорошо упакованная фитюлька с придурью, возомнившая себя богиней пустышка?
Она вдруг вскочила, точно ужаленная, глаза сверкнули ярче молнии:
— Кто дал вам право называть меня пустышкой? — вскричала Тиамат, перекрывая громовые раскаты.
— Мне-е-е?! — несмотря на дождь, лавиной хлынувший на мою глупую лысину, я так и застыл с отвисшей от изумления челюстью, не в силах поверить, что произнёс всю эту тираду вслух.
— Да, вы, вы! — в мою грудь нацелился указательный палец с аккуратным маникюром. — Вам бы только хамить. Думаете, это блажь богатенькой дамочки? Да что вы знаете обо мне?!
В небе полыхнула новая молния, сразу за ней яркими вспышками ещё несколько, прокатившийся по небесной мостовой гром оглушил меня. В ярких световых сполохах, точно в немом кино, я видел быстро шевелящиеся губы Тиамат. Под натиском низвергавшейся с неба воды её идеальная укладка рассыпалась, намокшие волосы самовольно завились мелкими кудряшками, из-за намоченной дождём маски властительной богини хаоса, выглчянуло личико насмерть обиженной маленькой девочки.
Выговорившись, она тряхнула головой, подхватила сумочку. Тонкие каблучки торопливо зацокали прочь, выстукивая по асфальту невольные три точки, три тире, три точки. Я подхватился, едва не опрокинув столик, пытаясь взглядом остановить убегавшую богиню.
Вымокшая до нитки официантка принялась складывать над столом зонтик. Я сгрёб в карман пачку сигарет и вдруг увидел на столике ещё одну, забытую в спешке богиней. Схватившись за пачку, точно за спасительную соломинку, заметил, как одинокая, сгорбившаяся под напором дождя, фигурка скрылась за углом, и погнался за Тиамат.
Оказавшись во дворе, где стоял и мой «мерседес», услышал, как пискнула сигнализация. Фары машины мигнули. Я настиг женщину в тот момент, когда её рука прикоснулась к дверной ручке. Обернувшись и увидев меня, она поспешила скрыться в кабине.
— Подождите! Подождите, пожалуйста. Вы забыли, — уже не надеясь быть услышанным, крикнул я.