Она знала всё наперёд.
Не сначала. Но в какой-то момент — поняла.
Он думал, что Эйприл не отвечает взаимностью на любовь, а оказалось — он не имел о любви ни малейшего представления. Ничего о ней и не знал.
— Ничегошеньки...
Снежинки крутились в воздухе, падали на ладошку и умирали.
Нет, это не смерть — они превращались в капли.
Эйприл, подняв глаза, ещё раз взглянула на алые буквы.
Она сама пожелала.
Стать конопатой девчонкой с обгоревшими под солнцем ушами. Дышать терпким воздухом и трястись от ветра, пробирающего до костей.
Ощущать.
Помочь жукам, никогда не существовавшим, и перепуганному мальчишке. Ведь страдали они взаправду.
А любить не хотела. Зачем, если любовью она и была?
Теперь пожелал Кирилл. И всё, что осталось ей — перестать придумывать Эйприл.
Что ж, пора...
Она развернулась. Пошла — неторопливо, неслышно, как призрак.
К центру Станции. К Излучателю.
Шмыгнув носом, она влезла на прислонённый к чёрному кубу тяжёлый серебристый велосипед и покатила сквозь снег...
Когда ноги перестали доставать до педалей, остановилась.
Опустила седло. Сняла и повесила на ветку чужую огромную куртку. Поехала дальше — медленно, после — быстрей и быстрей. По бетонной дорожке, усыпанной жёлтыми листьями, через жаркую летнюю степь, по мосту, громыхавшему будто драконья спина — в ту весну, где у лунного озера её ждал любимый.
Кирилл.
Ночь. "Лунное озеро"
Луна лишь одна. Остальные — всего лишь её отражения...
Живая ночная тишь, серебристые облака...
На стрелах громоотводов, пронзающих тьму — кровавое пламя...
Уже не понять, где Облако, где Луна...
Девушка-друг... Разве это возможно?
Нет на свете девчонок-друзей!
— Кир? Поедем вечером смотреть серебристые облака? Не хочу упустить! Вдруг, испытаний больше не будет.
Серебристые облака... На большинстве планет — это редкость. На Дзете их не бывает совсем: лишь испытания дали местным возможность увидеть в небесах это чудо. А мне — заметить чудо не в вышине, а рядом с собой.
Своё Серебристое Облако.
Как же всё связано: жизнь и смерть, уродство и красота! Если бы не война, я никогда бы не оказался на Дзете и не встретил бы Облако. Ради чего бы я жил?
Кто знает... Придумал бы какие-то цели...
Слепой от рождения не тоскует по небу и солнцу, по цветам и девчонкам — он даже не знает, что потерял. Так и с любовью. Пока её нет — не страдаешь, не ведая, что без неё — смысла нет.
— Вдвоём?
Она улыбается, чуть смущённо. Отводит глаза и немедленно смотрит опять. Кусает губу, поправляет лунные волосы, и, наконец, произносит:
— Вдвоём. Почитаю тебе стихи.
Вокруг меня множество лун: в туманной глади воды, в стёклах гидроузла, в хроме труб, идущих к насосной.
На деле, у Дзеты она лишь одна. Остальные — её отражения...
Живая ночная тишь... Серебристые облака... Кровавые заградительные огни на антеннах, на громадах разрядников Гюйгенса, на стрелах громоотводов.
Велосипеды в чёрной траве: мой — топовый, рядом с её развалюхой.
И наша одежда.
Огромные фиолетовые глаза, ждущие и напуганные. Ресницы, будто пушистый снег. Белые локоны на плечах. В призрачном свете Луны — точно отлитое из платины, не совсем созревшее, но дрожащее от желания тело.
— Кирилл...
— Облако...
Уже не понять, где Облако, где Луна...
Девушка-друг... Разве это возможно? Нет на свете девчонок-друзей!
День 38. "Тень"
«6:00»
Чёрный будильник остановился или застыло время? Шло ли оно вообще или мне только так казалось?
Эйприл утверждала, что никакого времени нет...
Кир подошёл к хрустальному дереву — так и не выросшей башне накачки. В паутине, натянутой среди прозрачных ветвей, копошились маленькие паучки.
Что-то коснулось ноги. Потёрлось.
Кир опустил глаза.
Облако.
Милый белый котёнок с кисточками на ушах. Память о гостье, подтверждение тому, что история всё же была.
Он протянул руку к очаровательной мордочке, желая вновь ощутить чьё-то тепло. Вылезшие из-под шерсти белёсые тонкие нити затрепыхались в поисках жертвы.
Но Кир не боялся. Он теперь понимал, Тень — не инородное зло. Тень — то, с чем он не смирился, что не сумел принять и отторгнул, уж слишком оно было жутким.