— Цена! Для забав их не покупают... Для любви, чувств, драм твоих всяких. Разве не ясно — не поведусь! Отвали!
— Океюшки... — разочарованно бурчит Мэйби и выуживает из кармана леденец. — Будешь? Мир?
— Я не злюсь, — сгребаю конфетку из протянутой влажной ладошки.
Интересно, закончила она издеваться или ещё нет? Жрёт эмоции, а мне сахарок в компенсацию. И что за конфета? Та, от которой сносит башку?
Леденец прячу в карман. Выброшу после.
По телу разливается меланхолия. От сердца — по артериям, по капиллярам, пропитывая каждую клетку.
Вроде, ничего не случилось... Как так выходит? Сидишь рядом с закадычной подружкой, пытаясь вдохнуть её аромат, а через десяток минут на неё не хочется даже смотреть.
Мужчина и геноморф молча пьют кофе.
— Они и не пара ...
— А кто? Правительственные шпионы на секретном задании? За нами подглядывают, чтобы не вышло чего-нибудь этакого? Ну, того самого, что происходит между парнями и девушками, если за ними не проследить! — Мэйби снова хохочет, мотает башкой и болтает ногами, как полоумная.
— Понятия не имею. И хватит чудить! — я прижимаю рукой её коленки, наваливаюсь всем телом. Цежу ей в ухо сквозь зубы:
— Угомонись! Вырядилась ещё! Выглядишь лет на двадцать!
— Да ладно! Для тебя, между прочим, старалась. А ты — ни обнимашки! Ни обнимашечулечечьки! — в голосе появляется злость. — Вечно лезут козлы! А те, кого ждёшь — на морозе!
Я распрямляюсь, но рука остаётся на коленке.
Она фырчит:
— Не думай, не для тебя! Пошутила!
— Кто к тебе лезет?
Воротник её странного топа съезжает вниз, и я вижу под ним, на тоненькой шее — кольцевое пятно. Будто нарисованный красный ошейник.
— Не твоё дело! Никто!
— Тебе тут натёрло...
Я слышу, как она вздрагивает.
А в памяти, почему-то, всплывает: «Замечательный был перелёт...»
Мэйби встаёт и поправляет топ. Смотрит куда-то в пространство, будто за тысячи световых лет.
— Так удобно прикидываться, что ничего не понимаешь... Правда, Кирилл? — её слова звучат чётко, и в голосе нет и капли былого веселья. — Ну, а на деле — ты просто трус! — локоны бьют по плечам, в такт движению головы. — Впрочем, так даже лучше. Если я потеряю тебя, то... — Мэйби поводит плечами, будто сгоняя невидимых насекомых — ... что у меня останется?
Полуденное солнце нещадно печёт. Голова, словно пароварка на раскалённой плите — того и гляди взорвётся. И мысли, будто склизкие тушёные овощи. Я совсем ничего не могу понять... Что за противоречивые объяснения в любви?
— Ведь ты не придурок какой-то! На куче планет побывал. Дружил со всякими пацанами, с девчонками водишься. В общем, без предрассудков. И с геноморфом бы мог подружиться, пожалуй! — Мэйби хихикает.
— Нет.
— Что, нет?
— Я не стал бы дружить с геноморфом!
— Это ещё почему? — Мэйби встаёт и становится прямо напротив меня. Её стальные глаза смотрят требовательно и тревожно.
— Потому, что не с кем. Не с кем дружить. Они ведь не просто искусственно выращенные люди с усовершенствованной ДНК. Они киборги. Оптолинии, квантовые чипы. Какой смысл дружить с роботом, работающим по заложенным в него алгоритмам?
Тресь!
В глазах темнеет от оплеухи.
Нет, это уж слишком! Я жалею, что вышел сегодня из дома. Жалею, что спутался с этой безумной девчонкой.
— А ты? Разве не робот? Не работаешь по заложенным в тебя алгоритмам? — слышу, сквозь затихающий в ушах звон. — У тебя есть свобода? Тогда вперёд — перестраивай мир под себя, под собственные желания! Хватай меня за руку, и — полетели! Туда, в облака! После, трахнешь меня на крыше! Ведь ты именно этого хочешь, а не ходить в вонючую школу, отцу подчиняться!.. Но нет! Не будет полёта! Ты будешь сидеть тут, краснея за моё поведение перед стадом павлинов!
Она вскакивает на скамейку. Орёт:
— Что, павлины?! Наслаждаетесь безграничной свободой?!
А потом мне — оттуда, сверху, притоптывая ногами:
— Полёта не будет! Потому, что ты тоже вторичен! Робот!
В её глазах столько ненависти! Кажется — миг, и мне в лицо полетит плевок.
Жмурюсь, на всякий случай...
Не угадал. Она усаживается обратно, и, наклонив голову к плечу, заглядывает в глаза.
— А мог бы просто поцеловать! — и ждёт.
— Стаей.
Она хмурится.
— Что?
— У павлинов не стадо, а стая.
Мэйби несколько раз ошарашенно хлопает длинными, очевидно искусственными, ресницами.
И начинает ржать.
— Дурак ты всё-таки Кир! Какой ты дурак! — она размазывает по щекам слёзы и лупит меня раскрытой ладошкой.