— Верю, конечно! Думаешь, я никогда не смотрела в глаза отца? — она глотает ещё.
— Как же... Как ты с ним живёшь?
— Кир, ты тупой? Думаешь, Тьма только там? Она всюду! Я часто встречаю Её, такой у меня круг общения, — Мэйби невесело усмехается. — Тьму сложно увидеть лишь в первый раз. Потом — нет, когда знаешь, куда смотреть... — она снова глотает. — Из-за войны, Её становится больше. Это естественно. Уничтожение отжившего — сама Её суть. Мы Её пригласили или Она сама пришла через нас, не столь важно. Лишь бы не случилось непоправимого. Лишь бы не оказалось, что отжившее — это все мы. Лишь бы мир не вывернулся, изнанка не стала бы лицевой стороной... — Она поворачивает ко мне лицо. Глаза неестественно блестят в неровном свете костра. — А в себе, Кир? Внутри... Если не видишь в себе пустоту — значит, просто не смотришь! — её язык начинает заплетаться. — Во мне... Дыра... Я сама — одна большая, чёрная дыра, которую надо всё время кормить. Надо пытаться заполнить...
Она говорит, говорит — не умолкая. Рассказывает по-настоящему странные вещи. Их суть я уже не способен понять. До сознания доходят лишь некоторые слова: «отец», «сын», «Гадес», «геноморф».
Бутылка выпадает из её рук, и девушка засыпает.
Беру неизменный белый рюкзак, блокирую кнопку плеера, и укладываюсь на спину, засунув под голову импровизированную подушку...
Тут хорошо, только сухо во рту. Но пить кровавую дрянь из её бутылки я не готов.
Мэйби еле слышно сопит у меня на груди. В небо сыплются искры костра и становятся искрами звёзд. Ветер смешивает запах степи с ароматом волос.
Где одно, где другое? Где реальность, где сон?
Не разобрать...
Ночь. "Фиест: Тьма"
Я просыпаюсь от воспоминаний о том, как входит в тело нож — легко, почти без сопротивления, и долго ворочаюсь в мокрой постели. Тьма постепенно уходит.
На будильник — снятый с планетарного бомбардировщика хронометр, падают бело-голубые лучи.
Значит, день. Значит, проспал.
Плевать. Если как следует не спал десять лет, и вдруг получил такую возможность, глупо ей не воспользоваться.
Довольный Змей улыбается.
Стоило только взглянуть мальчишке в глаза — сны ушли...
Знал бы, давно бы его отловил, и вперился в его чёрненькие глазёнки, а не таращился издали, следуя за Гадесом, как верная псина. А если бы не сработало, смотрел снова и снова. Привязал бы его и смотрел, наплюнув на всё, лишь бы сны прекратились!
Но, как бы там ни было, всё вышло само собой, и теперь можно наслаждаться покоем: ночами без сновидений.
Без изувеченной улицы, без красной футболки... Без Кати.
А днём...
Днём у меня есть Мэйби.
День 14. "Цветок"
«5:13»
«Для чего так рано вставать? К чему эти встречанья рассветов?»
Чёрное небо и искорки звёзд...
«Совсем, как у них, во сне», — хоть Кир был активным участником сновидений, он не готов был считать собой Кирилла-из-сна.
«Ну и психованная эта Мэйби!»
Кир вспомнил медсканер с разодранным боком. Вспомнил, что не знает, кто он и где. И, ни во что не верит...
«Впрочем, не мне судить».
Со стороны дивана донёсся электрический треск: Эйприл играла с Облаком.
Кир встал, оделся, уселся за стол.
— Хватит валятся!
Эйприл вылезла из-под одеяла. Демонстративно принялась расчёсывать рыжие локоны. Треск усилился.
— Я тебе не прислуга!
Пришлось делать вид, что кушать не очень-то хочется. Сидеть, рассматривая старый шкаф и облезлую крышку стола — чтобы не таращится на расчёсывающуюся девчонку. Ведь ей, именно это и надо!
«Стоп! Что там Мэйби рассказывала про старую мебель?»
Кир провёл рукой по растрескавшемуся жёлтому лаку. Стало очень приятно.
«Значит, всё это было! Потому, вокруг эти облезлые вещи. Потому, я в них влюблён!»
— Очень нравится стол?
«Ну конечно! Разве она упустит возможность поиздеваться?»
— Сон... Рассказ Мэйби про мебель...
— А, вот в чём дело! — Эйприл достала из шкафа тарелки с дымящимися оладьями и села напротив. — Что же, она права! Ты можешь по-прежнему считать себя единственным в мире субъектом, но для других ты — лишь вещь, одна из мириадов. Как шкаф или вот этот рассохшийся стул... И знаешь, что? — Эйприл распахнула глазищи и вытаращилась на Кирилла так, что у того по спине пробежали мурашки. — Не могут все ошибаться!
— Ты это о чём?
— Ты носишь внутри головы модель реального мира. Ну а, внутри этой модели — модель себя самого. Они обе искажены и не соответствуют действительности. Что ж, не беда. Беда в том, что модель мира ты принимаешь за мир реальный, а за себя настоящего — модель. Безумие — считать, что внутри головы находится некий субъект! Но в этом безумном мире, любой смотрит именно так. Считает себя единственным, неповторимым субъектом, а остальных — лишь вещами. Такими же предметами, как компьютеры, холодильники или стулья — а их можно только использовать... Сложно полюбить стул, сколько на нём ни сиди, и он не полюбит в ответ... Теперь ясно, отчего любая попытка искать в этом мире любовь, обречена на провал? Можно только любить, понимая, что ничего не получишь взамен... Мертвецы могли бы проснуться, если бы не верили в то, что живут!