Вокруг был порядок. Бетон зарастил трещины, поверхность земли выровнялась и покрылась травой. Ни кусков труб, ни обломков.
В неподвижном прозрачном воздухе повисла звенящая тишина — такая, что было страшно дышать. Ни шороха зверя, ни пения птиц, ни жужжания насекомых.
Станция восстановилась. Но, в то же время, всё было новым: обросшие мхом деревья-гиганты, тинистые лужайки, заросли папоротника, огромные яркие и пахучие цветы.
Когда Кир дошёл до центральной площадки, он с изумлением увидел, что возле чёрного куба из земли бьёт родник, питающий полноводный ручей.
Новые башни не выросли. Вместо них, всё также торчали вверх хрустальные ветки.
Кир щёлкнул по одной ногтем.
Зазвенело.
Краем глаза, он заметил движение. В натянутой между веточек сети сидел паучок.
«Похоже, единственное живое создание…»
Кир выпил из родника прохладной и вкусной воды и зашагал обратно. Не хотелось оставлять Эйприл надолго одну.
Она всё спала, только слизь превратилась в белый сухой порошок.
Кир сел на диван. Девочка шевельнулась и забормотала на неизвестном языке. Кир не знал значения слов, но смысл понимал.
Странные ощущения! Будто узор из солнечных океанских бликов складывается в картину-лицо.
— Да, я из Проекта… Облако… Старший пилот… Из Сопротивления, с миссией мира. Нет, не враг. Не шпион. Нет, я не враг… Я вас знаю. Вы — дядя Кирилла…
Кир вздрогнул.
— Просто гуляю. Собираю кленовые листья… В парке ведь, очень красиво…
Девичьи щёки залил румянец.
— Почему? Самые обычные гольфы…
Она вдруг заметалась.
— Нет! Нет! Я туда не пойду! Помогите!
В голосе было столько отчаяния, что мальчишка не выдержал. Встал, и под жуткие стоны вышел на крышу.
«Из проекта? Из какого такого проекта? И сложно представить, чтобы малышка Облако была пилотом. Разве что, пилотом серебристого велосипеда… А вот Эйприл…»
Только сейчас Кир понял, насколько они похожи — Эйприл и Облако.
Часа через полтора он вернулся.
Тоненьким, не своим голоском, девушка бормотала:
— Совсем, совсем не похож! Тролль, тролль, тролль! — видимо, ей снились сказки…
Кир сел на кровать и приложил ладонь к девичьей коже. Она была всё такой же горячей.
— Нет! Вовсе не злой, нисколечки! Такой же, как ёж!
Эйприл нахмурилась.
— Как ёж! — повторили потрескавшиеся губы.
Она заметалась.
— Как же ему помочь? Как вернуть его обратно домой?
Кир провёл рукой. Порошок осыпался на постель.
Эйприл вздрогнула и открыла глаза. Улыбнулась, заметив Кирилла.
— Что тебе снилось?
— Снилось? Совсем ничего…
Она наморщила нос и чихнула. В воздух взлетела белая пыль. Из носа вытекла слизь. Эйприл захлопала белыми ресницами, не зная, что предпринять. Покраснела и высморкалась в простыню.
«Она ведь болеет впервые в жизни. Не успела ещё научиться… Ну а я? Когда, в последний раз, болел я сам?»
Как ни силился, Кир не мог вспомнить.
Эйприл провела пальцем по коже.
— В чём это, ты меня выпачкал?
— Такое лекарство. Хорошее.
— А… Спасибо… — она шмыгнула носом. — Очень хочется пить…
Кир притащил ей пару бутылок. Всё выпив, Эйприл зевнула.
— Можно, я немножко посплю? — она снова зевнула, и, не дождавшись ответа, закрыла глаза.
Когда зашло солнце, лёг и Кирилл.
Ложь
Потоки тропического ливня окрашены в цвета городских огней.
Мы проходим сквозь прозрачную водяную стену, тянущуюся от подъездного козырька до тротуара, и над головами вспыхивают радужные зонтики силовых полей.
На ней — белый полупрозрачный дождевик с забавной мордочкой ягуара по центру спины. Каждый шаг, любое движение, рождают переливы перламутровых волн — с плеч на рукава, и обратно.
Пахнущее мокрым экопластиком такси — теперь, когда ГСН не в состоянии отслеживать Мэйби, можно болтаться по городу беспрепятственно. Ливень не унимается, будто жаждет смыть со стекла кабины мерцающие искры огней прибрежного мегаполиса — жёлтые, красные, голубые. Набегающие потоки воздуха рисуют на стёклах кабины замысловатые водяные узоры.
Мэйби дышит на стекло и рисует весёлую рожицу. Поворачивается, с написанным на лице вопросом: «Ну как?»
Пожимаю плечами в ответ.
Она тихо кладёт голову мне на колени, уткнувшись носом в живот. Как три месяца назад, в красном спорткаре.
Такси выхаркивает нас из своего тёплого жёлтого нутра возле знакомой заброшенной стройки. Пустой небоскрёб тянет в облачную высь уродливые этажи.
Что я тут забыл в шесть утра?
— Пошли? — над её головой вспыхивает зонтик.
Энергия поля отъезжающей машины растёт, на белоснежную одежду летят с дороги грязные брызги.
— Пошли.
Волочёмся по стройке, обходя штабеля двутавровых балок, груды щебня и испещрённые трещинами холмы закаменевшего пластика. Растворяемся в чёрной глотке центрального входа.
Теперь, вверх по лестнице, разящей мочой…
— Как же тут замечательно! Тихо, спокойно… Правда, Кирилл?
Кому как!
Хотя… Сам бы я сюда не пришёл, но теперь понимаю: есть в этом месте некая странная привлекательность…
Пролёты, пролёты. Дыхание сбивается, пот течёт по лицу.
Наконец, бесконечная лестница обрывается…
На этаже куда лучше.
Полумрак. Запах мокрого металла и пыли. Всюду пустые бутылки и банки. Стены размалёваны светящейся краской. Ветер играет прозрачными шарами с пёстрыми огнями внутри, будто по пустынным залам слоняются привидения. Возле стены — белая гора полипены, — и дураку понятно, зачем.
Похоже, недавно тут была вечеринка. У молодёжи на Диэлли — свои развлечения.
— Класс! — Мэйби кружится, машет руками. Одежда шуршит.
Она до нельзя соответствует обстановке: кроссовки, испускающие фиолетовый свет, люминесцентные браслеты на руках и левой ноге, светящиеся узоры на коже.
Мэйби стягивает шорты. Спиной назад, раскинув в стороны руки падает в полипену.
— Кир, она — как облака!
Конечно, я забираюсь к ней.
Чмокая и сопя, она лижет мне ухо. При очередном оглушающем поцелуе я дёргаюсь, а она гладит мне грудь и успокаивающе щебечет.
Стягивает с меня штаны и залезает наверх. Полы дождевика щекочут живот, ткань шелестит, словно волны, точно прибой. Шорох, шелест, шуршание…