Поворот, опять поворот. И за каждым — очередной коридор.
«Как я здесь очутился? — поражался Кирилл. — Разве можно потеряться на Станции?»
По прикидкам, он протопал не меньше пяти километров. Из лабиринта не было выхода.
Белый бетон искрился и отливал серебром, с каждым пройденным метром — всё ярче. Постепенно, стены стали зеркальными. Эхо шагов превратилось в хрустальный звон.
Нахлынула паника. Кир побежал, и сразу же врезался в блестящую грань. По лицу заструилась кровь.
Он покрутился на месте. Куда двигаться дальше, понять уже было нельзя.
На мальчишку смотрели его отражения. И, отражения отражений. Тысячи, миллиарды Кириллов…
Вдруг они стали меняться, потекли и расплылись, принимая облик виденных когда-то людей. Рядом с ним были Эйприл и Мэйби, отец и Фиест — с белым котёнком в руках. Поодаль стояли чиновники, с которыми он говорил через терминал, Бурундук и Кисуня, хрупкая рыжеволосая Катя и парень из «купола радуг» по имени Гром. Дальше — совсем незнакомые люди.
Сзади послышался шёпот: «Я здесь!»
Кир обернулся.
Девчонка с обманчивой внешностью хрупкой снежинки. Огромные фиолетовые глаза, белые локоны на плечах. Ресницы, будто пушистый снег… И почему-то, совсем без одежды.
Самое близкое к нему отражение.
По девичьему лицу текла кровь — его собственная, от столкновения со стеной.
— Зачем ты убил меня, трус? Выпусти! Я хочу жить! — она ударила по стеклу с той стороны. — Выпусти! Выпусти! Выпусти! — голос менял тональность, «плыл», пока отчаянные вопли не превратились в слова: «Отпусти! Отпусти! Отпусти!»
Волосы и глаза почернели, лицо изменилось и стало его собственным отражением.
— Нет! Нет! Нет!
Кир ударил. Раскрытой ладонью — но зеркальный бетон подёрнулся паутиной трещин…
Шумел ветер. Кир стоял на коленях среди пирамидок антенн. Из рассечённого лба на траву капала кровь.
Перед глазами мелькали отражения в зеркалах и разрисованная стена…
Солнечный день превратился в кошмар. Изумрудный Олень заманил в ловушку и показал самое страшное.
«Ядерный взрыв! На картине, похоже, всё как в зеркалах: чем что-то важнее, тем ближе! Но тогда, почему взрыв по центру? Почему рядом с ним одуванчик и этот дурацкий олень?»
Кир затравленно огляделся.
Никаких коридоров. Синее от цветущего льна антенное поле.
Сжимая флейту в руке, к нему неслась Эйприл.
— Что случилось? Зачем ты сюда пришёл?
— Потерялся… — буркнул Кирилл.
— Потерялся… — повторила Эйприл, нахмурившись. — Ты так кричал…
— Всё этот Олень!
— Олень? — Эйприл отвела взгляд. — Кир, опухоль выросла и давит на мозг. Не ходи больше сам.
Кир лежал на диване, уставившись в затянутое тучами вечернее небо. Эйприл играла его волосами.
«Неужто, я скоро сойду с ума?» — он хотел произнести это вслух, но не смог.
Счастье превратилось в кошмар. Разве реальность позволит забыть о страданиях и наслаждаться моментом!
— Эйприл… Ну почему, счастье такое недолговечное?
Земля
— Да уж, с отцами нам повезло.
— Ну да… Твой хоть родной…
Мы с Мэйби сидим, свесив ноги в пропасть, на южной арке земной Станции Гипермаяка. На остальные мы даже не залезали.
Далеко внизу, под обрывом, вяло плещется океан. В воздухе висит удушливый запах водорослей и горечь от перегретых листьев полыни. Добавляет тоски понимание, что мы — в самом интересном и оживлённом месте планеты.
Я и подумать не мог, что юность — теоретически, самое лучшее время, будет похожа на скучную старость!
В мой первый прилёт, Земля мне понравилась. Сейчас, после бурной жизни на Ириде и приключений на Диэлли, мне кажется, будто я оказался в застывшем загробном мире.
Ни дуновения ветра, ни облачка. Ни щебета птиц, ни жужжания насекомых, лишь гул одинокой Станции над сухими волнами бескрайней степи. Выжженная безжалостным летним зноем трава, да метёлки самоопыляющихся растений.
И это — колыбель человечества? Даже в засеянной трансгенными растениями Арке, жизни побольше!
— Знаешь, недавно он мне рассказывал, что я уже взрослый, равный ему.
— Равный? — Мэйби хохочет. — Для отца, ты всегда только сын!
После приземления, нас сутки держали запертыми в каюте, в то время как военные разгружали корабль и развёртывали оборудование.
«Ни к чему тебе путаться под ногами!»
Оборачиваюсь, чтобы ещё раз взглянуть на полусферу жилого купола, выращенную прямо на территории Станции, возле другой полусферы — оголовка шахты, ведущей к нейросети Маяка.
— И что мы теперь будем делать, без реверс-процессора? Разгуливать по степи, любуясь колючками? Разве он не понимает, что в одиночку ему Маяк не взломать?
— В одиночку? — Мэйби снова хохочет. Умолкнув, таращится вдаль, лаская котёнка.
— Что я смешного сказал?
Она пристально смотрит в глаза, как учитель на глупого школьника.
— Кирилл, Маяк никому не взломать! Это выглядит, как попытки лабораторных мышей манипулировать человеком.
— По-твоему, мы — мыши?
— Нет. Пропасть между человеческим мозгом и нейросетью Маяка значительно больше… Это факт, Кирилл. Он не изменится от твоего к нему отношения. Потому, его стоит просто принять.
— Откуда тебе это знать?!
— Это очевидно. Но эмоции мешают вам с отцом это понять.
Я замолкаю. Что тут скажешь? Здесь, наедине с пустотой океана, небес и степи, осознаёшь, насколько ты мал.
— Значит, конец?
— Не обязательно. Понимаешь, не всегда нужно что-либо делать. Иногда, нужно только лишь ждать.
— Ждать? Чего?
— Не имею понятия. Но чувствую, что больше от нас ничего не зависит. Если, конечно, когда-то зависело. Всё уже хорошо. Мы там, где нам и положено быть. Теперь, нужно ждать.
— Думаю, знаешь ты больше, чем говоришь, — цежу я сквозь зубы.
— Не больше, чем ты. Только чувствую.
В окружившей меня со всех сторон пустоте, даже не получается разозлиться…
Фаза четвёртая: "Вселенная". Глава 31. Любовь
«Не говори, что я уйду завтра —
Даже сегодня я все ещё прихожу.
Посмотри: каждую секунду я прихожу,
Чтобы стать почкой на весенней ветке,
Чтобы стать маленьким птенцом с только что оперившимися крыльями