— Я не про то! Летай на здоровье… Неужели нельзя обойтись без того, чтобы… — Кир засопел.
— …копать? — продолжила Эйприл. — Вот ещё! Прошлое мертво, прошлое — труп, гниющий в земле. У меня его нет и не будет, сколь долго бы я ни жила. Но у тебя он есть, этот придуманный труп. Значит, следует в нём покопаться. Где была бы наука без этого? Врачи не смогли бы лечить! — Эйприл подняла кусочек бетона и закинула в степь. Видимо, возле лестницы она не наигралась. — Ты очень болен, Кирилл. Эгоизмом, со всеми симптомами: страхом, апатией и унынием. Вот от него мы и будем лечить! Можешь считать меня доброй галлюцинацией, которую создал твой мозг для самоизлечения от шизофрении.
— Так у меня всё-таки…
— Нет, лишь эгоизм. Я реальна.
Чем ближе становились клёны, тем глубже в себя забирался Кирилл. На дорожке, ведущей к дому, он был уже так глубоко, что краски утратили яркость, а звуки утихли. Мир спрятался за надёжным, толстым и мутным стеклом.
Эйприл заметила его состояние.
— Трусливый моллюск, выбирайся из раковины! Ну! — и шлёпнула его по спине.
Кир не почувствовал удар.
— Не могу ничего ощутить. Уже очень давно.
— Просто не хочешь. Спрятался и видеть ничего не желаешь.
— Потому, что трус?
— Не обязательно. Может, разочарован. Убеждён — в мире хорошего нет. Или хочешь забыть…
— Что забыть?
— Если не знаешь ты, откуда знать мне? Я понимаю не всё! Только чувствую, что нужно делать или передаю слова Маяка. Действовать должен ты сам.
— И что ждёт в конце? Истина?
— Нет. Её тебе не узнать никогда — иначе, не сможешь жить.
— Ты снова противоречишь сама себе! — разозлился Кирилл. — Потому, что всё время врёшь! То говоришь — нужно знать правду, то заявляешь — её не узнать!
— Я ведь девчонка! Девчонок не видел? — нахмурилась Эйприл. И подумала: «Впрочем, кто знает… Возможно, не видел. Если он новорождённый — такой же, как я, только с ложными воспоминаниями».
Они подошли к дому.
— Кир, ты ведь не отличаешься от других. Никто в целом мире не знает, кто он такой и откуда взялся.
— Как это, не знает? Человек! Родился!
Эйприл поморщилась.
— Безусловно. Но, что это значит? — она пнула стопятисотый камень. — Кир, я не вру. Просто не в курсе, кто ты и как оказался на Станции. Но, мы можем узнать — вместе… В Логове всё на двоих. Значит, ты ждал. Хотел, чтобы я появилась.
«Можем вместе узнать! Да она говорит, будто Мэйби!»
— Эйприл, давай посидим.
— Конечно! — девочка расплылась в фальшивой улыбке. — Потом. А сейчас — копай! — она подошла к двери. — Если откроешь, схожу за лопатой. Видишь, я очень любезна!
Кир авторизовался и, обогнув неприметный холм, подошёл к деревьям.
Пыльные ветки. Рядом с вылезающими молодыми листочками — пучки цветков, оттенка свернувшейся крови.
Клён ясенелистный. Единственный уцелевший вид клёна. Опыляемый ветром, не зависящий от насекомых. За агрессивность, учёные называют его «клён-убийца».
Он приложил руку к налитому соком стволу с гладкой серо-зелёной корой…
В памяти всплыли пьяные крики отца и звон падающей аппаратуры. Тело у лестницы, с вывернутой под странным углом головой. Ночной холод, запахи мокрой земли и треск одежды. Закоченевшие пальцы, соскальзывающие с кожи — пока ещё тёплой. Гнилые кленовые листья.
— На! — девчонка швырнула лопату. — Твой предыдущий опыт только мешает! С ним нужно расстаться! А я посижу и послушаю музыку!
Кир очень бы удивился, узнав, что клёнов Эйприл боится гораздо сильнее него.
Боится больше всего на свете.
Когда дошло до действия, страхи ушли. А вот копать было сложно, почва оказалась на удивление твёрдой. Прямо как в тот, первый, раз.
Кир вслушивался в скрежет камушков, царапающих штык лопаты, откидывал в сторону землю, вдыхал густой, особенный воздух, пропитанный ароматом гнилья, и удивлялся.
«Странно. Неужто, так быстро слежалась?»
Пот катился по лбу, повисал на кончике носа и падал. Очень хотелось пить.
Докопав до глубины, на которой, как он считал, лежало тело отца, он начал копать осторожнее. Потом совсем по чуть-чуть. Но напрасно — в яме, по-прежнему, была лишь земля.
Кир зажмурил глаза и вогнал лопату на штык.
Ничего.
От влажной земли потёк ужас. Заструился по ногам, по спине, попытался забраться в голову.
Маленький камень ударил в плечо.
Эйприл.
Ужас пропал.
— Ты медленно очень копаешь! Так не закончишь до вечера!
Кир отбросил лопату. Подобрал камушек и кинул в девчонку, не стараясь попасть.
— Не издевайся, я всё уже понял.
Выдохнув: «Уффф!» — так тяжко, словно копала сама, Эйприл улеглась на скамейку. Мальчишка сел рядом, на край.
Забыв про время, Кир смотрел вдаль, на колыхавшуюся под ветром степь. Теперь он был такой же, как Эйприл — без прошлого.
Потом встал и отправился в дом — заваривать чай.
Они сидели, глядя на яму и гору влажной земли. Глотали чрезмерно горячий чай, уж слишком хотелось пить.
— Тогда откуда пятна под лестницей?
— Это же просто рисунок на пластике! Под мрамор, в доме весь пол такой.
— А расколоченная аппаратура?
Эйприл только пожала плечами…
— Мало ли кто её мог разбить!
«Эта девчонка сумеет внушить, что угодно!»
— Знаешь, это было действительно жутко! — по идее, должно было стать хуже, но сделалось легче. Как сняли камень с груди.
— Кир, не смеши! Реальность куда страшнее фантазий. Выдуманные ужасы помогают сбежать от ужасов настоящих. Забыть о правде…
— О правде? — снова нахлынула жуть. — Какой?
— Вдруг сейчас самый счастливый момент, а ты его ужасным считаешь? И узнаешь об этом только потом. Вспомнишь, но назад не вернуться! Кир, живи сейчас!
«Но если я не прилетал на Землю с отцом, то как я сюда попал? И, кто я такой?»
Среди камней и земли что-то поблёскивало.
— Эйприл! Это последний! — Кир вытащил из кучи земли зелёный кристалл. Нетерпеливо вытер рубашкой и прислонил к амулету. — Видишь, рогатая голова!
Сверкнуло. В руках засиял полностью собранный Изумрудный Олень.
— Нет никакого «прошлого», Кир. Есть лишь сейчас.
— И что это значит?
— Откуда мне знать? Это слова Маяка.
Кир подождал, но больше ничего не происходило.