Кир встал и посмотрел на экран…
Он перезагрузил сканер. Прошёл процедуру ещё один раз, не в силах поверить. А после, долго сидел на полу, прижавшись к аппарату спиной. С пустой головой, уставившись в никуда… Потом мысли всё же пришли.
«Да уж, мир полон иронии. Перед сканированием я боялся, что аппарат не признает меня человеком, а сейчас бы об этом мечтал!»
На Станцию не хотелось. Не хотелось смотреть в глаза Эйприл.
«Она ведь всё знала! Наверное, с самого первого дня… Тогда, какой она друг? Может она, эта звонкая синеглазая девочка с облезшими от солнца ушами — посланница Тьмы, явившаяся только затем, чтобы меня забрать. Туда, во Тьму…»
Белые стены медблока не давали ответов.
«Это не задание и не игра. В них прокачка персонажа не завершается смертью. Так устроена лишь настоящая жизнь».
Гроза так и не собралась. Кир появился в Логове уже в ночной темноте.
На столе стоял ужин — холодная гречка с котлетой.
Эйприл не было. Была только Тьма.
Трамвай
Яркий свет вырывает меня из сна.
К счастью, сна без сновидений. После увиденного неделю назад кошмара про молодого Фиеста, я их боюсь.
Встаю, умываюсь и отправляюсь на кухню.
Утренние лучи выбивают каскады алмазных искр из посудного стекла — идеально-чистого, как всегда.
Омерзительно-чистого, безжизненно-чистого. Ни отпечатков отцовских губ, ни жирных пятен от пальцев. Вторую неделю торчит на своей любимой работе!
Как на него это похоже: исчезать, когда нужен больше всего.
Отношения с отцом давят, как слишком маленькая детская обувь. Его никогда нет рядом. Но я, как собачка на силовом поводке, таскаюсь за ним по Галактике. И если кроссовки калечат лишь пальцы, то незаметный отцовский ошейник — душу.
Почему он не может меня отпустить? Не понимает, что я уже вырос?
А ведь и после шестнадцати, я не стану свободным! Он никогда меня не отпустит! Никогда…
Как было бы здорово забыть об отце!
Может, ВДК не такой и обманщик? Разве не хотел бы я так? Жить вместе с Мэйби, завести собственного ребёнка…
Если бы…
Если бы не было Дзеты, не было налипшего топлива…
Пустые мечтания! Чем я занимаюсь? Морочу себе и девушке голову!
Но ведь и Мэйби… Она тоже таскается за отцом. Может, и на неё нацепили ошейник?
Безысходность. Гнетущая, тягостная безысходность…
Но всё-таки, утро есть утро. Фальшивая смерть сна стирает тоску. То, что вечером было невыносимо, к утру становится сносным. Смиряешься и просто живёшь. В конце-то концов, что ещё остаётся?
Наверное, юность — утро человеческой жизни, столь же обманчива. Она обещает друзей, вместе с которыми ты будешь разгадывать тайны Вселенной. А в после, ты оказываешься возле нейросети, совершающей открытия за тебя, в окружении нашпигованных чипами зомби-коллег, мечтающих лишь о прибавке к зарплате. Обещает любовь и семью, но реальность дарит опухоли, предательство и предсмертную больничную койку.
Конечно, это неправильно — нельзя так с утра! К счастью, наши мысли влияют на реальность лишь опосредованно, через поступки. Иначе, я бы уже уничтожил всю свою жизнь.
Только… Разве моя в том вина, что внутри глухое отчаяние? Когда-то давно, распахнув пошире глаза, я наивно протягивал руки миру и людям.
Так же, как Облако…
Кому мы мешали? Мы лишь хотели жить, радуясь каждому новому дню. Но во Вселенной так мало места, и нужно бороться за каждый вдох, за каждый глоток воды, отбирая у вечности новый миг. Ведь кому-то самому лучшему нужны все озёра, весь ветер и все облака. А в придачу — миллиарды рабов.
Хотелось бы верить, что не я — этот лучший. Что на мне нет крови Облака.
И потому, я стою перед зеркалом, всматриваясь во тьму зрачков.
До рези…
Нет, не видно. Или Она просто мне не покажется…
Так! Хватит!
Оторвавшись от зеркала, опускаю глаза. На белой футболке расцветают кровавые звёзды…
Будто в тот день…
Кровь Облака на мне всё же была…
Моргаю, и наваждение исчезает.
Но ведь не я виноват в её смерти! Откуда же это гнетущее чувство вины?
И если Облако тут не при чём, значит, была другая девчонка?
Пустая тарелка. Полезная каша с приторно-сладкой вкусникой® и весёлым солнышком масла отправилась внутрь организма.
Как же тут стерильно и одиноко, в белой пустой квартире!
Над столом вспыхивает голограмма, и томный старушечий голос произносит: «Посетитель не определён».
Но я без труда узнаю Мэйби. Стоит перед входом, спиной ко мне, и весело машет кому-то рукой.
Нужно убедиться, взглянуть на лицо.
Обхожу стол. Да, это она, и теперь она машет мне.
Можно было отдать приказ развернуть голограмму, но колкий ком в горле не даёт говорить. Хоть не возвращайся домой, ошиваясь на улицах с Мэйби.
Так бы и было, не имей она гадкой привычки неожиданно таять в прозрачном весеннем воздухе, оставляя меня одного.
— Открой… — выдавливаю из себя.
Кран клюёт чайник, отдавая ему порцию молекулярно-очищенной стерильной воды. Пока я оживляю её не успевшими распустится и повзрослеть сухими листочками трав, Мэйби успевает подняться.
— Ничего себе аромат! Привет! — она целует меня, почему-то — в щёку. Садится за стол. — Жду не дождусь!
— Да нет, — наливаю душистый напиток. — Сегодня чай вышел не очень, для настоящего — нужна вода не из цикла регенерации. Та, что ещё не была в человеке. Но у меня она кончилась.
— Аура! Диэлли население сколько.
Нейросеть зовут Эйприл… Странное имя. Просто название месяца… Скорее всего, отец не заморачивался, а ляпнул первое, что пришло в голову. Но для гостей, все домашние сети — «Ауры».
Разумеется, Эйприл известно всё, и она не медлит с ответом:
— Сто миллиардов девятьсот восемьдесят миллионов. Уточнить?
— Ну, Кир? Нужны комментарии? Мы бы задохнулись на этом курорте, если бы не регенераторы! А вся вода, что есть на планете, когда-то была человеческим телом. Строила планы, радовалась и огорчалась.
— Мэйби, позволь мне остаться в иллюзиях! — я подмигиваю, как заговорщик.
— Да на здоровье! Лучше скажи, чего квёлый такой? — она смешно складывает губы и дует.
— Простыл… Вчера было мокро, — не имею желания объяснять своё состояние. Не поймёт, только сделает вид.