Первый раз она вышла замуж еще до революции, за игрока. Муж был красавец, из тех, что шубу в грязь - под ноги. На руках ее носил, ни в чем не отказывал. Вообще-то он был шулер, так что опасаться, что он проиграется, не приходилось. И Розочка могла себе жить и ни о чем не думать. И она себе ни о чем не думала. Но тут ей назло случилась революция. Муж зашел на пароходик покататься - и больше она его не видела. Это, наверное, был тот пароходик, на котором все эвакуировались в Стамбул и Париж. Там еще Высоцкий в лошадь стрелял...
А Розочка обнаружила, что она теперь одинокая женщина без средств к существованию. Зато с ребенком. А в городе тем временем вовсю организовывались всякие чека. И Розочка выучилась на «барышню». Она выучилась стучать на машинке «Ундервуд» и поступила на службу в такую чека. Там она печатала-печатала и вышла замуж за революционного матроса. Она так и говорила: «За рэволюцьонного матроса». Вот не помню его фамилию, но это был очень знаменитый революционный матрос, почти Котовский. В его честь даже улица называлась. И был он чем-то вроде коменданта города. Так что Розочка опять ни в чем не нуждалась и могла ни о чем не думать. Она и не думала, но на всякий случай продолжала печатать на машинке. И не зря. Потому что революционного матроса застрелили. Кто его убил - враги революции или товарищи по партии - этого я из рассказов Розы Израилевны понять не смогла. И она опять осталась одна, все с тем же ребенком и с тем же «Ундервудом». И снова она печатала-печатала, и опять вышла замуж. В этот раз за еврея. Но это был не просто еврей, а еврей-чекист. И Розочка его никогда не спрашивала, почему он пьет стакан водки после работы и что он там делал. Никогда. Он о ней заботился и она стала рожать ему детей. И ни о чем не думать.
И вот эти дети надумали ехать. И распродавали всякое имущество. А мне они продавали мебель - на дачу. Добротную такую, сталинскую. Вечную. Диван - с разбегу на него прыгнешь, а он и не шелохнется. И недорого.
А я как раз сидела на этой даче, как привязанная, потому что сдуру купила индюшат. Маленьких, инкубаторских. Цыплят я и раньше покупала, с ними мне как-то понятно было, а вот эти... Индюшонок - он вообще существо дефективное. Он дохнет непонятно от чего. И что ему для счастья надо - тоже никому не известно. Меланхолическое животное. Я им и ноги мыла водкой, и кормила какой-то зеленью специфической - все равно дохли. По одному в день приблизительно. И вот мне надо ехать в город, за мебель эту рассчитываться, а еще один меланхолик начинает дохнуть. Думаю - возьму его с собой, забегу по дороге к ветеринару - хоть узнаю, чего это они себя так ведут. На будущее. Завернула пациента в тряпочку, ну не тащить же просто в руках, и загрузилась с ним в крыжановский автобус. И конечно, индюшонок подло сдох как раз, когда я зашла с ним в парадную. Ладно, думаю, положу его тут в прихожей, под вешалкой
- потом заберу и вынесу, кто заметит?
А у соседей - дурдом. Кроме меня - куча каких-то покупателей, кто-то уже сует деньги за мою мебель, кто-то люстру снимает. И во всем этом дурдоме бродит Роза Израилевна и творит диверсии: то воду в ванной включит, то отложенные вещи спрячет в холодильник... За ней, конечно, присматривают, но не всегда успевают. Я пометила мелом свои мебеля и ушла на кухню - посидеть. Подождать, пока толчея рассосется. Чтоб совершить расчет в тишине и спокойствии. Но тишины не случилось. В коридоре заорали. И орали так, что чашки на кухне прыгали, а сталинский диван вибрировал встроенным зеркалом. Орала тетка
- вполне, кстати, приличная. Она стояла посреди коридора, выпучив глаза и дрожа дохлым индюшонком
- в вытянутой руке. И он был без тряпочки. «Что это?!
- выдохнула тетка, отзвенев чашками на кухне, - Почему оно у меня в кармане? Кто мне его подбросил?». У всех, включая меня, на лицах застыло изумление. Поскольку уличить меня никто не мог, я решила не признаваться. К тому же я искренне не понимала, как мой индюшонок оказался в кармане теткиного пальто и куда делась от него тряпочка. Материализация дохлых индюшат - чем не чудеса Буду? Потом выяснилось, что тряпочка прельстила Розу Израилевну, и она ее аккуратненько стащила. А индюшонок ей был без надобности - ну она его и пристроила с глаз долой. Но откуда он взялся в квартире - так и осталось тайной. Я бы даже сказала - таинством.