— Кардиналу я скормила одну дату. Дайсону — другую.
— У вас что-нибудь для меня есть? — спросил Дайсон на затемненном экране.
Послышался шорох бумаги.
— Вкладывай с умом. Лично я предпочитаю индексные инвестиционные фонды.
— Меня ждет такси. Так что перейду сразу к насущному.
— Чего боишься? Разве не слыхал, что у меня сейчас иммунитет? Удивительные штуки может проделывать постановление суда. Закон — отличная вещь, когда он работает.
— Уже поздно, а меня ждет такси.
— Садись. И без фокусов. Я уже говорил — мне, черт тебя дери, нужен полный отчет. Я тебе плачу не за какие-то крохи.
— Лошадники намечают против вас операцию, на двадцать четвертое. Без фокусов. Двадцать четвертого. Вот и все, что вам надо знать.
— Вот она, ядовитая пилюля, — тихо сказала Делорм. — Двадцать четвертого. Это число я назвала только Дайсону.
— И на этот раз не стоит выносить все подчистую, — продолжал Дайсон. — Оставьте им что-нибудь на поживу и пару своих ребят — тоже. Я понимаю, у вас девять жизней, но и вы и я уже живем десятую, и если они меня вычислят, нам кранты.
Масгрейв скомандовал в микрофон:
— Вперед. Закрыть выходы. — И, обращаясь к Делорм: — Берем его, сестричка.
Масгрейв ворвался с переднего входа, Делорм — с заднего, каждый — в сопровождении двух полицейских. Масгрейв взял Корбетта, а Делорм занялась Дайсоном.
— На самом деле, — рассказывала потом Делорм, — все прошло гладко, словно перевод денег из банка в банк. Корбетт не оказал никакого сопротивления, только несколько раз ругнулся.
Вероятно, Дайсон все время ожидал такого конца. Он положил согнутые руки на стойку и уткнулся в них головой, приняв освященную традицией позу меланхолического пьяницы.
— Сержант, не могли бы вы завести руки назад? — Делорм незачем было вынимать пистолет, об этом позаботились полицейские за ее спиной. — Сержант Дайсон, — повторила она громче, — я требую, чтобы вы завели руки за спину. Мне нужно надеть на вас наручники.
Дайсон сел прямо, мертвенно-бледный, и завел руки назад.
— Мне жаль, Лиз, если мои слова для вас что-нибудь значат.
— Вы арестованы по обвинению в нарушении служебного долга, недопустимом для официального лица поведении, противодействии правосудию и взяточничестве. Мне тоже очень жаль. В Коронном суде мне сообщили, что могут последовать и другие обвинения.
Она говорила как хорошо подготовленная современная сотрудница полиции, лозунг которой — «Не вздумайте со мной шутить». Но на самом деле мысли ее сейчас были далеко и от суда, и от всех этих обвинений, и от Адониса Дайсона. Все время, пока Лиз Делорм четко, словно по учебнику, осуществляла арест своего начальника, она думала о его неуклюжей дочке, которую видела тогда возле его дома, и о ведьме, окликавшей девочку.
45
Было полчетвертого утра, когда Кардинал прикрепил фотографии на полку над стереосистемой, из которой доносилась сюита Баха. Сам он не был поклонником классики, а вот Кэтрин Баха обожала. Он слушал любимую музыку жены, и в доме было как-то не так одиноко. Создавалось впечатление, что если войдешь в гостиную, то увидишь там Кэтрин, уютно устроившуюся на диване с очередным детективом.
Кэти Пайн, Билли Лабелль и Тодд Карри глядели на него с другого конца комнаты, точно юные присяжные, признавшие его виновным. Кийт Лондон, который мог быть еще жив, от голосования воздержался, но Кардинал почти физически слышал его крик о помощи и то, как парень проклинает его за неумелость.
Между всеми четырьмя жертвам должна существовать какая-то связь. Кардинал не верил, что убийца выбирал добычу совсем уж случайно. Должна быть нить, пусть и тоненькая, которая объединяла бы все жертвы. Потом она окажется очевидной, и он будет костерить себя за то, что не понял этого раньше. Где-то она кроется: в этих папках, в фотографиях с мест преступления, в отчетах экспертов, может быть — в случайно оброненной фразе или слове, в чем-то таком, чему все это время не придавали значения.
По Мадонна-роуд пробиралась машина, рокот мотора заглушали сугробы. Вскоре на крыльце раздался звук шагов.
— Что ты здесь делаешь?
На пороге стояла Лиз Делорм, капли дождя сверкали в волосах, щеки порозовели. Голос дрожал от возбуждения.
— Время неприличное, я понимаю, я проезжала мимо, вижу — у тебя свет, и решила тебе рассказать, что случилось.
— Проезжала мимо по пути домой? — Мадонна-роуд в трех милях от ее обычного маршрута. Кардинал придержал дверь, дав ей войти.
— Кардинал, ты не поверишь. Знаешь про дело Корбетта?
Делорм сидела на диване, и руки у нее летали во всевозможных направлениях, пока она рассказывала Кардиналу все, от первой беседы с Масгрейвом до недавнего зрелища — Дайсон с головой, лежащей на стойке, как на плахе.
Кардинал, подавшись вперед, сидел в кресле у дровяной печи, и внутри у него страх мешался с облегчением. Он слушал, как она в общих чертах описывала подозрения Масгрейва, двуличие Дайсона, ее собственные сомнения, когда она обнаружила квартиру во Флориде, квитанцию на покупку яхты.
— Провела у меня обыск без ордера, — прокомментировал Кардинал, изо всех сил стараясь говорить с прежней интонацией.
Она не обратила внимания, маленькие руки двигались в луче света, акцент стал заметнее, чем всегда.
— Для меня самым худшим моментом было, — она приложила ладонь к сердцу, что подчеркнуло ее маленькую круглую грудь, — абсолютно самым худшим моментом было, когда я нашла эту квитанцию на яхту.
— И чья же это была квитанция? — осведомился Кардинал с холодком, которого сам не ощутил. Бесстыдно, как вор-профессионал, Делорм тут же проследовала к его шкафчику с папками. Нагнувшись, открыла ящик, и вот бледные пальцы уже начали перебирать бумаги. Кардинал был в достаточной степени гражданином, чтобы ощутить негодование при виде этого вторжения в частную жизнь, в достаточной мере полицейским, чтобы восхититься ее ловкостью, и в достаточной мере мужчиной, чтобы (он отметил это с неудовольствием) увидеть в этих движениях пальцев даже что-то отчасти эротическое.
Делорм вынула квитанцию: «крис-крафт», прогулочный катер с каютой, одна штука, пятьдесят тысяч долларов.
— Когда я увидела дату, у меня сердце оборвалось. Оп! Сразу на дно.
— Это сразу после нашего рейда против Корбетта. — Кардинал поднес бумагу поближе к огню, ища… он точно не знал, что именно ищет. — Это не мое.
— Ты знаешь, что тебя спасло? Три «Ф». — Она пустилась объяснять про Флориду и франкоканадцев, про то, как это сочетание позволило ей, находясь почти за тысячу миль к северу, отследить подробности покупки судна.
— Я послала сержанту Лангуа по факсу номер квитанции, он туда явился, а он, имей в виду, просто неотразим. Бедная флоридская девчонка, работающая там в конторе, готова была что угодно для него сделать. Его выговор, манеры, да вообще все — просто прелесть.
Выяснилось, что на все готовая флоридская девушка сумела раскопать записи, относящиеся к сделке. Так как после продажи судно предполагалось направить за пределы страны (в частности, чтобы избежать лишних налогов), при покупке затребовали документ с фотографией покупателя.
— Сегодня днем сержант Лангуа прислал мне факс — конечно, не на работу, — и там был снимок сержанта уголовной полиции Адониса Дайсона.
— Значит, вплоть до вчерашнего дня ты считала, что я работаю на Кайла Корбетта.
— Нет, Джон. Я не знала, что и думать. Я действительно устроила ловушку, потому что хотела исключить тебя из числа подозреваемых. Я не знала, что на это клюнет Дайсон. У меня еще не было того факса, когда я затевала игру.
— Он должен был понять, что мы сможем проследить происхождение квитанции. О чем он думал?
— На ней нет фамилии. И он не знал, что в отделе продаж сделают копию его документа с фотографией и сохранят в архиве. И потом, последние недели две он, скорее всего, не в состоянии был соображать. Он очутился между Кайлом Корбеттом и Малькольмом Масгрейвом — и испугался. Да, видимо, просто впал в панику.