— Добрый вечер, товарищ Ханов! — послышался голос Карлыева. — Ну, как совещание, хорошо прошло?
— Кажется, неплохо. А что, на меня уже поступили жалобы?
— Да нет! — засмеялся Карлыев. — Просто хочу узнать, сколько теперь у вас в резерве хлопкоуборочных машин?
Подумав, Ханов ответил:
— Вроде бы три.
— Нельзя ли одну из них отдать Санджару-ага?
— Он ведь, кажется, уже получил?
— Хоть и получил, а всё-таки ему нужна ещё одна. По тому, как он сейчас со мной разговаривал, видно, что очень нужна.
— Почему же он на совещании молчал?
— Вот и я этого не пойму.
— Ладно! Выделим ему ещё одну машину! — произнёс, глубоко вздохнув, Ханов. — Только на будущее у меня к вам просьба, товарищ Карлыев. Когда вопрос касается организаций, находящихся в моём ведении, направляйте людей ко мне.
— Так я обычно и делаю… — согласился секретарь райкома. — Но в данном случае Санджар-ага ко мне не обращался, так что это не его просьба, а моя. Да и звоню я вам, собственно, по другому делу. Говорят, Агаев попал в больницу. Мне он всегда казался здоровяком. Что же с ним могло случиться? Может, вы знаете?
«Этот человек и впрямь услышит, даже если под землёй змея проползёт!..» — с досадой подумал Ханов и сказал: — С Агаевым ничего страшного. Видна, просто переутомился немного.
— Ну, раз вы в курсе дела — я спокоен. Всего вам доброго.
Как ни отгонял от себя дурные предчувствия Ханов, но интерес секретаря райкома к судьбе Агаева встревожил его. Позабыв о стынущем чае, он тут же принялся наводить по телефону справки и в конце концов связался с той больницей, куда доставили ревизора. Ханов назвался и потребовал дежурного врача. Ждать того пришлось довольно долго.
— Что там с Агаевым? — воспользовалась паузой Шекер.
— А что с ним может быть?! Наверно, напился и нажрался на дармовщину сверх всякой меры. Вот и… А, здравствуйте, товарищ Баев! Говорит Ханов. Да, да, Ханов!.. У вас там находится работник нашего сельхозуправления Агаев. Я бы хотел узнать, в каком он состоянии. Что? В тяжёлом?.. Даже очень в тяжёлом?.. А что с ним? Сердце? Да, если сердце, это плохо… Да, да, уж вы постарайтесь! Всё, что в ваших силах…
— Семья-то его хоть знает? — спросила Шекер, когда муж положил трубку.
— Наверно знает, а откуда бы разнюхал Карлыев? — проворчал он и снова сел за стол.
— Почему у тебя вдруг испортилось настроенные? — спросила Шекер. — Ты что, за Агаева волнуешься?
— Ну, да! Буду я ещё из-за такого прохвоста волноваться! Полежит пару деньков и поднимется, — нервно потирая лоб, ответил Ханов. — Есть вещи поважнее.
— Какие же? — заинтересовалась Шекер, подсаживаясь поближе к мужу.
— Ой, долго рассказывать, моя Шекер! Не поймёшь ты.
— А ты объясни, — Шекер прижалась к мужу, погладила его по волосам, поцеловала в щеку, потом обняла, стараясь своими ласками вернуть ему хорошее настроение.
— Зачем же я буду свою ношу на тебя взваливать? Достаточно того, что мне самому тяжко, — сказал Ханов. Он выпил две пиалы чаю, потом, о чём-то сосредоточенно думая, поднялся с места и прилёг на диван. — Ко всем неприятностям, мне ещё сегодня предстоит отправиться в пустыню, — добавил он внезапно.
— В пустыню? — ужаснулась Шекер и бросила взгляд на часы. — Ведь уже почти одиннадцать. Какая сейчас может быть пустыня? Тем более завтра — выходной день. В крайнем случае дождись рассвета. Поедешь днём.
— Ты, моя Шекер, даже не представляешь себе, что происходит! — многозначительно произнёс Каландар. — Эх, поздновато мне сказали! А то бы я уже давно был в пустыне. Там, понимаешь ли, в Ак-Мейдане на овец волки вдруг напали и чуть ли не совсем погубили отару.
— Разве больше некому поехать? Обязательно ты должен?
— Поехать, конечно, есть кому. Но не очень-то мне верится, будто в нынешнее время сыщешь такую стаю волков, чтобы задрала целую отару. Поручиться не могу, но только… сдаётся мне, что тех овец сожрали не четвероногие, а двуногие волки. Вот и приходится ехать самому. Ты ведь знаешь мой характер. Я теперь не успокоюсь, пока всего не выясню.
— Если так, поезжай, Каландар. Я сейчас быстренько приготовлю тебе одежду для пустыни. — И, даже не отхлебнув налитого чаю, жена вышла из комнаты.
Ханов снова взялся за телефон.
— Гараж?.. Это ты, Ширли? Ханов говорит. Ты чего там до ночи торчишь? Неужто вечерний намаз с опозданием совершаешь? А в это время Овадан дома скучает… Хоть ты и смеёшься, сукин сын, но похоже, настроение у тебя неважное. Что? Как? Вы всё ещё не привели в порядок «газик»? Да, не держат теперь люди своего слова. А я-то думал, вы давно с ним разделались. Как же после этого вам верить?
И меня и себя позорите. Ну, ладно, ладно, поторапливайтесь! Не поспите пару ночей со своими бабами, ничего, душа из вас не выскочит!.. Как там Чары? Знаю, что ждёт. Если «газик» ещё в ремонте, пусть садится на «Волгу» и заезжает за мной. И бензину пусть возьмёт побольше. В пустыню поеду.
Пока Ханов переодевался, Шекер наполнила большой, перепоясанный ремнём мужнин портфель жареным мясом, чуреком, виноградом, помидорами, луком и прочей снедью.
— Ты что, моя Шекер? — усмехнулся, глядя на её приготовления, Ханов. — Думаешь, что в пустыне чабаны свяжут твоего мужа и будут держать его на голодном пайке?
— Есть поговорка: «Своя ноша не тяжела». Как-никак пустыня… Мало ли что…
— Это верно, моя Шекер! А ты всё-таки у меня умница, — признал Ханов и поцеловал жену в щеку. — Ну, уж если так, подай мне и бумажник.
— Поесть-попить тебе хватит. Зачем же в пустыне бумажник?
— Ай, мало ли что, моя Шекер! — ответил он её же словами и добавил: — Ты меня не провожай. Запри дверь и спокойно ложись. Собаку я сам спущу. Вернусь завтра во второй половине дня. А может, и пораньше.
— Сам смотри, как там у тебя сложится, — сказала Шекер и, вопреки его наставлениям, пошла следом за ним. — Только не очень увлекайся охотой!
Шекер всё-таки проводила мужа до ворот и стояла на улице до тех пор, пока машина не скрылась из глаз.
Когда Ханов тяжело опустился на заднее сиденье, Чары обернулся к нему и спросил:
— Куда поедем, Каландар-ага?
— Разве Ширли Лысый тебе не говорил?
— Знаю, что в пустыню. Только у нас пустыня кругом, Каландар-ага.
Оглянувшись в сторону жены, Ханов ответил:
— Поезжай к Ак-Мейдану.
— К Ак-Мейдану? — водитель задумался. — Поехать, конечно, можно, Каландар-ага. Только уж очень дорога на Ак-Мейдан скверная. Как бы не угробить машину.
— Люди и те выходят из строя, а что такое машина? Езжай!
Чары нажал на газ. Но едва он выехал на центральную улицу, начальник похлопал его по плечу.
— Давай налево!
— Так мы не попадём в пустыню, Каландар-ага?
— А тебе что, не терпится в пустыню? Я думаю, пустыня твоя никуда от нас не сбежит. Подождём, пожалуй, пока будет готов «газик».
— Точно, Каландар-ага!.. Поворачивать назад?
— Пора бы знать тебе, Чары: отправившись в путь, Ханов никогда не поворачивает назад!.. А что, если ты подкинешь меня к дому той женщины?
Обрадованный тем, что поездка в пустыню отпала, парень решил подшутить над своим начальником и сделал вид, будто не понял его.
— Какая бы это могла быть женщина, Каландар-ага?
— А то ты не знаешь, сукин сын?!
— А… Туда, значит, — понимающе улыбнулся Чары.
Он полагал, что высадит хозяина у дома с красными шёлковыми занавесками и тотчас вернётся в гараж. Ведь они с Лысым Ширли намеревались работать всю ночь, чтобы к утру отделаться от «газика». Но не тут-то было. Выйдя из машины, Ханов вдруг обернулся:
— Погоди, Чары! Забыл сказать…
— Да, Каландар-ага?
— Мне необходима пара бутылок шампанского…
— Но, Каландар-ага, где же я сейчас куплю шампанское? — сказал Чары и посмотрел на свои часы. — Уже двенадцать.
— Поезжай в ресторан, — настаивал тот и, достав из бумажника хрустящую двадцатипятирублёвку, протянул её шофёру.
Когда машина скрылась в ближайшем переулке, Ханов воровато огляделся по сторонам и подошёл к окошку. Алтынджемал сидела за столом и читала.