Глава 1. Подарок от черта
Когда я только принесла кулечек в дом, то все не могла нарадоваться, наглядеться. Я улыбалась ему, клала пальцы в его кулачок, пела ему мамины песни и качала в люльке, подвешенной за крючок к потолку. Он появился у меня на свет только неделю как, но порадоваться ему я могла только теперь, когда он оказался дома, в душно натопленной комнате, где не нужно думать, что он может застудить себе носик или ветер задует ему в ушки. До этого момента мы с ним были в дороге или в чужих домах, и я не могла почувствовать счастье от того, что он появился на свет, все только беспокоилась, как бы остался целым, да переживала о своих сердечных печалях.
Я назвала его Ванюша, как положено было в день его именин.
А в деревне моей, в Птицевке, сразу сказали, что я нажила его от черта. Всю зиму и начало весны я скрывала свое положение под одеждами, ни с кем в баню не заходила и считалась девкой чистой. Приданого у меня было немного, родители покинули свет рано и жила я с бабкой при семье старшего брата, поэтому ко мне сватов засылать не торопились, но засидеться я пока не успела. Дурных слухов обо мне не ходило, а тут вдруг я пропала на треть месяца и вернулась с ребеночком на руках. Люди стали строить нелепые догадки. Но почему же сразу черт его отец?
Не чертов он сын был, а Григорьев, знала я имя его отца. Звали его Григорием Юрьевичем Воронковым, но никогда моему сыну не носить его фамилии, так и ходить с моей и быть Ванюшей Сорокиным. Я только смеялась, когда мальчишки дразнили меня, что я загуляла с чертом, а моя бабка кричала — «не черт он, а ветер злой!» и грозила ребятам палкой, на которую опиралась. Тяжелее всего было моему брату Никите, он сжимал губы и опускал взгляд от стыда, когда слышал такое.
Никита со стороны казался хмурым и суровым человеком, поэтому, когда наша бабка пустила слух, что он побил меня как следует, никто не усомнился. Но я знала брата лучше других, Никитино сердце внутри было мягким, словно лебяжий пух, поэтому я чувствовала, что серчать сильно он не будет. Я вернулась домой с кулечком и поклонилась ему низко в ноги, протягивая Ванюшу на его суд.
— Зарублю, — тихо сказал Никита, но я знала, что он говорит это в сердцах, ни мне, ни Ванюше он бы смерти не принес. Он удалился во двор колоть дрова, для него это было слишком большое известие, ему нужно было обдумать все как следует. На следующий день я пошла к нему снова, а он, увидав меня, подскочил с места, как ошпаренный и снова скрылся во дворе, словно стараясь убежать от меня. Но в этот раз я последовала за ним.
— Оставь меня, Фрося!
Он замахал рукой, хмуря все больше свой не по годам морщинистый лоб. Мое сердце даже дернулось от жалости к нему, корил Никита себя, что взял на попечение сестру, а она опозорила род, винился, что это он не углядел. А мне хотелось рассказать ему о любви и ее силе, но не от меня он должен был такие речи слушать. Я схватила его за руку.
— Дал Бог мне дите, уж никуда оно теперь не денется.
— Дал Господь роток, даст и хлеба кусок! — Никита попытался высвободить руку, но я повисла на нем, не пуская. Но не оттолкнул меня, потому что любви ко мне было много в сердце.
— Не выгонишь! Без дома погибнем!
— И мне с тобой до старости жить теперь?! Тебя же больше не выдать, невесту чертову!
— Не черт отец его, не черт.
Я хоть и считалась лишним ртом в семье, но знала, что на самом деле толка от меня в доме было немало и, если бы я уехала бы жить в мужний дом, Никите бы тяжко пришлось. Нужно было возделывать землю, а Надя, жена его, после второго сыночка захворала и ходила теперь хромая, уставала быстро и сил имела немного. Никита все мечтал скотиной обзавестись, чтобы была у нас корова, как в детстве при живых родителях, тогда бы ему стало жить куда проще, но копить на нее ему пришлось бы еще не один год. И в этом я могла ему подсобить.
Из кармана я достала мешочек и сунула ему в руки.
— Вот, родненький, здесь хватит купить корову, да еще останется. Когда я шла обратно из города, ночевала в соседней деревне, узнала, что у Багровых есть молодая корова, которая отелится к лету, они готовы ее продать, я узнала.
Никита посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и отпрянул, я даже руку его отпустила.
— Так ты… торговала собой?
Я тоже отпрянула от него, обронив мешочек, который со звоном ударился о землю. Слезы стали скапливаться в уголках моих глаз.
— Что ты, что ты! Ой, что подумал обо мне! Нет, виделась я с отцом его, он человек из верхов, и он дал деньги на содержание сына. Сердце мое разбил, но умолял меня взять деньги, чтобы ребенок не бедствовал.
Мешочек лежал между нами, упав в весеннюю слякоть. Снег еще только начал таять, на вытоптанных дорожках уже образовалась мокрая грязь, а по краям все было бело. Никита смотрел на него, будто на заклятую вещь, и я первая решилась взять его. Я села на скамью у дома и высыпала содержимое себе на юбку. Это был задний двор, поэтому богатства нашего никто видеть не мог. Я отсчитала то, что должно было хватить на корову, и показала то, что останется. Себе я хотела взять совсем чуть-чуть, в основном на то, чтобы задобрить попа ради одобрения крещения Ванюши.