— Здравствуй, мама.
Мама шагнула назад вглубь передней квартиры, нажала выключатель и очутилась в свете электрической лампы. Кожа ее показалась мне желтее, чем должна быть, и мне хотелось спросить, в порядке ли ее здоровье. Снимая сапоги, я обратил внимание и на кожу своих рук, такую же желтоватую, а это значило, что я просто отвык от электрического света и с мамой все было в порядке.
Пахло вареной картошкой с маслом и сушеным укропом — запахом, ассоциирующимся у меня с домом. В моем детстве у нас была домработница, но чем больше мама проникалась социалистическими идеями, тем меньше она терпела излишки. Поэтому, когда мама стала готовить сама, она избирала наиболее простые блюда, картофель с укропом для меня был самым вкусным. Сейчас она поручала только стирку белья прачкам, но если бы она могла найти на это время, то осталась бы солидарна с рабочим народом и в этом вопросе.
Будто прочитав мои мысли о запахе еды, мама сказала:
— Я никого не ожидала, поэтому приготовила ужин только для себя.
— Меня вызвали в Москву, письмо бы дошло позже поезда.
— Значит ты с успехом выполнил то, что тебе было поручено?
— Да.
Мама одобрительно кивнула. Она никогда не спрашивала деталей о моей работе, если я сам их ей не раскрывал, но гордилась моей должностью. Это меня поддерживало и мотивировало работать.
— Проходи на кухню, картошку еще не трогала, но тебе ее будет мало. Ты ешь, а я пойду спрошу у соседей чего-то еще.
— Я тебя дождусь.
Мама ушла на общую кухню. Еще до революции она состояла в марксистском кружке, поэтому мы с братом воспитывались в соответствующих традициях. Не раздумывая, мы оба с ним записались в Красную Армию, и я воевал до самого конца. Льву же повезло меньше: взрывом ему оторвало три пальца на руке и контузило, а потом он долго боролся с пневмонией в госпитале и выкарабкался, вероятно, благодаря тому, что мать приехала лично ухаживать за ним. В ряды армии он больше не смог вернуться, и, может быть, поэтому казалось, что он живет быстрее меня. Моя должность в органах, пожалуй, была более внушительной, но Лев всегда казался куда более деловым и успешным, он женился, а я, несмотря на соответствующий возраст, пока и не мог подумать об этом.
Пока я переодевался и умывался с дороги, мама вернулась и позвала меня за стол. В этот момент я как раз достал сороку из дерева и поставил ее на свой письменный стол рядом с пузырьком с лаком для нее. Она неестественно смотрелась в моей квартире, будто бы я действительно принес дикую птицу из леса в город. Мне было жаль оставлять ее в одиночестве, я резко развернулся и вышел из комнаты, пытаясь избавиться от излишней сентиментальности.
Я ел теплый картофель в родных стенах и будто бы сам отогревался от холодных лесов Омской области, мысли в голове словно стали течь мягче, хотя тоска оставалась. Мама делала мне бутерброды с маслом и солью, один за другим, будто бы совсем забыв об излишках. Она соскучилась.
Мама никогда не считала себя одинокой женщиной, мой отец рано ее покинул, и она посвятила свою жизнь работе, идеям и сыновьям. Она больше не вышла замуж, хотя моя ныне покойная бабка рассказывала, что ее звали, потому что она не хотела бросать ни одну из этих трех вещей. Она безусловно гордилась тем, что ее сыновья боролись за идеи революции, но в то же время она познала цену одиночества, ведь в тот период лишилась части жизни. Она мне рассказывала о своей тоске, пока оба ее сына были на войне, и ей было отчего-то стыдно за свои слова, потому что она не была любителем говорить о своих чувствах. Теперь Лев переехал к жене, меня периодически посылали в командировки, и я знал, что в эти дни ей становится одиноко.
— Значит, ты справился с заданием, — еще раз повторила она, я знал, что ей было важно, чтобы я справлялся.
— Да… — я задумался, вспоминая наше блуждание по снегам под дудку Ивана. — Я не могу сказать, что все прошло без сучка, без задоринки, но итог был верным.
— А твои сослуживцы?
— Они в скором времени тоже будут дома.
Мама хотела сделать мне очередной бутерброд, но я остановил ее, показывая, чтобы она поела и сама.
— В пятницу при заводе будут выступать активисты. В том числе Галя Фадеева. Приходи, если не будешь работать.
— Да-да.
— Она спрашивала меня о тебе.
— Хм.
— Ты бы сходил.
— Если ты говоришь, что выступления будут интересными, то постараюсь.
Желание матери увидеть меня в обществе женщины было мне не совсем понятным. Сама она этому аспекту жизни не уделяла внимания после смерти отца, Лену, жену Льва, она не жаловала. Кроме того, я видел, что такие разговоры смущают и ее, и меня.