Немедля я отправился в кабинет к Володе. Там был настоящий бардак, кипы дел лежали на его столе, по углам было пыльно, и даже воздух там казался каким-то особенно сухим. Как и в кабинете у нашего начальника, цветок в горшке на окне казался засохшим. Раньше я иногда его поливал, когда замечал, что земля в нем совсем твердая, Володя тогда сетовал на душный кабинет, и теперь я сложил два и два и понял, что все это время цветок поливал только я.
Я позаботился о цветке и собирался приступить к поиску нужных мне документов среди Володиного бардака, когда увидел на столе записку, озаглавленную моим именем. Там беглым почерком Володи было написано приглашение на ужин к нему домой в связи с тем, что сегодня на работе он меня встретить не успеет. Под посланием лежали нужные мне документы на этого ненужного человека, и весь день я посвятил их изучению. Личность была мне неприятной, но очевидно смышленой. Его семья была из обедневшего дворянского рода, которая, впрочем, оставила его без финансов с самого начала.
Выйти пришлось немного заранее, чтобы предупредить мать о своем отсутствии дома. Она была расстроена, мама приготовила ужин на двоих, а теперь, по ее мнению, она зря израсходовала продукты, в то время как страна еще не полностью избавилась от голода. Мне тоже стало неприятно от этой ситуации, но потом я убедил себя и ее, что приготовленную еду возьму завтра с собой, и тогда мама немного успокоилась.
С Володей мы практически сроднились, и я все равно считал, что неприлично ходить в гости к чужому человеку без подарков, поэтому я зашел купить зефир.
Дверь мне открыл сам Володя в домашней растянутой рубашке и легких брюках, в зубах он держал сигарету и едва заметно покачивался. Походка у него вообще была шаткой после травмы, и по его движениям никогда не было понятно, трезв ли он в самом деле. Более того, трудности в решение этого вопроса добавляло то, что в квартире у него почему-то всегда стоял легкий алкогольный душок, будто бы здесь так много пили, что спирт пропитался в обои. Дело действительно было в доме, потому что на работе запах алкоголя от Володи чувствовался крайне редко.
— Ну привет, — сказал он, протягивая мне руку, и вдруг довольно заулыбался и обнял меня. В моем семье было не принято прикасаться друг к другу, поэтому я всегда терялся в такие моменты. Володя же был крайне тактильным, и это свойство у него как раз взялось из семьи. Он жил вдвоем с сестрой, родители их рано покинули, а к самостоятельной жизни они оказались не готовы. Дуся, его сестра, постоянно обнимала Володю и наоборот, и никто из них не чувствовал никакой неловкости.
— Здравствуй, Володя.
— Проходи за стол, будешь мне рассказывать, каково это — стрелять по бандитам в Сибирских лесах.
Володя сказал это и, не посмотрев на меня, отправился вглубь квартиры. А на меня будто был вылит ушат холодной воды: каково это — стрелять по бандитам в Сибирских лесах?
У Кузнецовых было две комнаты, для Володи и Дуси, в ее же комнате, как в более светлой, стоял стол, за которым они часто обедали. Проходя мимо комнаты Володи через приоткрытую дверь, я увидел, что кто-то лежит на его кровати. Меня это возмутило, как Володя мог додуматься позвать меня, если ожидал гостью? Почему он не закрыл дверь и она еще не ушла?
Я ожидал пояснений, но их не последовало, поэтому я сел за стол, стараясь не смотреть на Володю. Несмотря на все мои старания, у меня не выходило полностью скрыть возмущение, вид у меня должен был быть оскорбленным. В светлой Дусиной комнате никого, кроме нас, не было, и я никак не ожидал узнать, что Володина сестра дома.
— Дуся, Осип пришел, дай-ка нам что-нибудь к столу! — крикнул Володя, а потом повернулся ко мне. — Сейчас все будет.
За волной возмущения я и забыл о принесенном зефире и немедленно поставил гостинец на стол.
Из комнаты Володи послышался скрип кровати, какое-то шуршание и недовольный вздох. Через некоторое время в дверях показалась Дуся в платье с рисунком с большими красными розами, оно было туго затянуто поясом на тонкой талии. Ее завитые русые волосы были чуть растрепаны и видимо наспех собраны заколкой. Вид у нее был сонливый.