Зубов был моей целью, поэтому мне пришлось бороться со своим отвращением. Когда официант подал мне водку, я дождался, когда взгляд Зубова добежит до меня, и поймав его, я приподнял стопку, смотря ему в глаза.
— За знакомство! — сказал я, не отводя взгляд, и опрокинул рюмку. Зубов тоже приподнял свой бокал с вином и выпил. Дуся тут же сообразила, что нужно делать, и заняла беседой двоих гостей, разделявших нас с Зубовым. Это вышло у нее так легко и естественно, что рядом с ней я почувствовал себя неумехой в общении.
— Я не так давно сошел с поезда, поэтому нужно немного отдохнуть, — сказал я, будто бы оправдывая свою водку.
— Откуда ж вас привез поезд? — спросил Зубов, вынуждено вовлекаясь в разговор.
— Из Омска, ездил туда в командировку.
Я видел, что Дуся прислушивается ко мне, чтобы не упустить деталей моей легенды. Конечно, мне хотелось рассказать о том, что мне поведал Иван, о бедности и голоде, контрастирующих с убранством ресторана, но настроить людей против себя я не хотел. Поэтому я вспомнил то, чему учил меня однажды Щуров: наиболее сближает малознакомых людей — общий восторг или совместное осуждение чего-то извне. Первого добиться сложнее, особенно в мрачные зимние ночи люди не слишком довольны, зато осуждать горазды все. Товарищ Щуров, некоторое время изучающий дела русских эмигрантов во Францию, заявлял, что для нашего менталитета не стыдно критиковать, это куда проще, чем выражать хорошие чувства.
— Сам я раньше в Сибири не бывал, а вы? Порядки там, конечно, суровые.
Я и сам не заметил, как сказал слово «бывал» вместо «был». Реплики были, несомненно, моими, но из-за того, что я представился именем Ивана, я будто ассимилировал некоторые особенности его речи. Оказалось, что никто из здесь присутствующих не был, даже театральная труппа дальше Екатеринбурга не выезжала. Чтобы заинтересовать собеседников, мне пришлось продолжить лгать. Я рассказал им историю, выдуманную лишь наполовину, будто бы я с товарищами там попал в плен к бандитам, которые оставили нас в живых за обещанный выкуп. Поведал им о том, как мы с ними блуждали по лесам, как погорели их кони и как сторожили нас волки. В самом конце они подвели нас к станции, где я должен был сходить за деньгами, пока мои попутчики были в плену, и я выполнил обещание, как, впрочем, и они: получив свое, мы расстались с ними на железнодорожной станции.
Эта история развлекла моих гостей, я сам не ожидал от себя такого успеха. Зубов жадно кивал в такт моим словам, будто действительно мой рассказ доставлял ему удовольствие. Он заказал графин водки, и официант разлил нам по стопке обоим, Зубов отставил в сторону свой бокал с вином. Тогда я решил расставить еще одну ловушку и установить с Зубовым эмоциональную связь и одновременно подчеркнуть значение его мужественности.
— Надеюсь, в мое отсутствие вы о Дусеньке можете рассказать только хорошее.
Говоря это, я смотрел Зубову прямо в глаза, будто бы проверяя его отношения к моей даме, и думая, что она могла бы быть соблазненной им. Мне странно было называть ее «Дусенькой», но эти слова сами вырвались, то ли все еще действовала на меня названность Иваном Сорокиным, то ли я намеренно хотел подчеркнуть нашу с Дусей интимную близость, которая могла бы предать статусность в этом обществе.
— Конечно, конечно, она вела себя подобающе, — заверил меня Зубов, но все-таки решил добавить колкость, — Только о вас, Иван Георгиевич, не рассказывала.
— Все она рассказывала, — сказала одна из подвыпивших актрис. Услышав это, Дуся вдруг заливисто захохотала, приковывая к себе взгляды.
— Да я просто все уши прожужжала всем о своем друге Иване.
Кроме той актрисы некоторые тоже кивнули, соглашаясь с ней.
Мои уловки удались. После многочасовых бессмысленных бесед, сопровождаемых алкоголем, я получил вместе с Дусей приглашение к Зубову домой на обед. Ночью мы переместились в другой ресторан, гостям захотелось разнообразия, где снова ели и пили. Несмотря на тяжелую артиллерию, я старался пить ограниченно и много запивать водой, поэтому я не был пьян до постыдного состояния, а вот Дуся сильно налегала на вино, под конец практически забыв о моем присутствии и все больше общаясь со своими приятелями из театра. На прощание мы с Зубовым горячо пожимали друг другу руки, а Дуся все никак не могла наговориться со всеми, и мне пришлось практически ее забирать. В центре города транспорт можно было найти даже глубокой ночью, которая могла бы сойти за утро, если бы не жуткая зимняя темень. Извозчик, который отвозил других гостей, пообещал найти другого для нас с Дусей, не вместившихся в его повозку, и мы стояли напротив Кремля посреди тишины и снега. Дуся держала меня под руку, можно сказать, висела на мне, переместив часть своего веса на меня. От нее сильно пахло алкоголем, и, несмотря на холод вокруг, она казалась разгоряченной.