Потом ему надоело, и он снова занялся своими прежними делами, только теперь я была почти уверена, что Ваня промышлял и воровством и даже грабежом. Ваня связался с какими-то людьми, которые говорили о равенстве, как и Гриша много лет назад, и по слухам нападал на путников, имеющих большую власть или денежные средства. Напрямую я никогда об этом не спрашивала, а Ваня сам не рассказывал, поэтому я не могла знать наверняка.
Весной стало известно о нескольких погибших на войне мужчин из нашей и соседних деревень. Про Матвея таких известий не было, но эти события дали еще больше энергии Наде, она решила, что Толику срочно нужно жениться, и убедила в этом и его самого и Никиту. Видно, она боялась остаться без сыновей, которые не нажили еще после себя внуков. Жених старшей дочери резчика по дереву погиб, а младшая еще не подросла достаточно для замужества, поэтому Надя договорилась с семьей выдать за Толика старшую. Свадьбу сыграли яркую, но без большого размаха, было негоже громко веселиться, пока в стране идет война. Люда, новоиспеченная жена, переехала к нам в дом и со всеми поладила хорошо.
Не прошло и месяца с момента праздника, как мы получили известие о смерти Матвея. Нам никто не передал подробностей о том, как это произошло, только то, что он погиб подо Львовом. Нам всем стало страшно, Ваня обозлился еще больше, Никита только сильнее замкнулся, а Надя снова лишилась сил и целыми днями лежала, будто ожидая, когда ее заберут на тот свет вслед за сыном. Крест ставили на пустой могиле.
Почти все, кто ушел из нашей деревни, погибли, будто бы Птицевка была проклята. В Крылатово умерло меньше мужчин, хотя ушло больше. В шестнадцатом году Никиту отправили работать в город на завод, так как не хватало рабочих рук, и мы знали, что Толика вот-вот приедут забирать. У них с женой родился ребеночек, в котором тихий Толик не чаял души и в течение дня постоянно прерывал работу, чтобы подбежать к нему. Ваня теперь слылся разбойником, леса в округе стали небезопасными благодаря его шайке, но никто дома был не в силах бороться с ним. Он возвращался домой изредка, скорее приходил навестить меня, чем полноценно с нами жил, по крайней мере пока на улице было тепло. Теперь он злился на царскую власть из-за поддержки войны, и я даже слышала от него фразу «государственный переворот». Снимало камень с сердца то, что мы жили далеко от столицы и Ване так просто было не добраться до цели.
Когда нам привезли вести из Крылатово о том, каких мужчин забирают теперь, мы поняли, что Толика Бог больше не бережет и в этот раз его точно призовут. Не сговариваясь, я, Надя и Люда кинулись к Толику умолять его спрятаться и не идти. Мое сердце болело не так сильно, как у его матери и жены, но все-таки я тоже его любила, а еще я боялась, что Ваня, когда узнает, попытается его вырвать из зубов царской власти силой.
Толик первое время не хотел прятаться:
— Матвей же погиб за страну, — говорил он тихо. А мы в ответ галдели во всю глотку.
— …И тебе теперь помирать, значит?!
— …А ребенка своего на кого оставишь?!
— …Ты нам нужен! Не пустим!
В конце концов он согласился и полез в подпол, который мы для него приготовили. Вход в погреб заставили сундуком и строго наказали ему прятаться за бочкой в темноте, если дверь все-таки откроют.
Ждать долго они не заставили, и были быстрее у нас, чем мы успели опомниться. Никогда таких серьезных людей к нам не приезжало, а тут был сам помещик Трофимов, правая рука нашего губернатора. Его сопровождала полиция, а это означало, что жалеть нас никто не будет, могут не дать времени на сборы и грузить сразу в повозки, чтобы вести переправами на фронт.
Я выскочила из дома и смотрела, как Трофимов медленно едет на коне между домами. Его седые усы скрывали лицо, но из-за высокого роста и большого веса он казался устрашающим. Я, почти не стесняясь своего любопытства, ходила недалеко от них и все слушала и видела. Оказалось, что во многих домах пытались скрыть своих сыновей и мужей, говоря, что они сейчас в городе, соседней деревне или черт их знает вообще где. Каждый раз Трофимов качал головой, тяжело выдыхал в свои большие усы и неторопливо говорил своему адъютанту:
— Смотри и учись.
Его сопровождал симпатичный молодой человек, который держался рядом с ним напряженно, будто бы не хочет во всем этом участвовать. Он был красив, высок и утончен, его волосы медным светом блестели на солнце, на него хотелось любоваться, если бы располагала ситуация.