Сейчас она стояла в длинном пальто, закрывающем ее до пят, с меховым воротником, но отчего-то не надела шляпу. Ровно отстриженные волосы с загнутыми кончиками и такой же дугообразной челкой едва закрывали уши. Ее бледные от природы губы были накрашены красным, а щеки приобрели румянец благодаря холоду. Она была темноглазой и темноволосой красавицей с вечно обиженным лицом. Уголки ее губ уходили вниз, даже когда она улыбалась, а глаза были широко раскрыты и смотрели будто бы зло, даже когда она веселилась. В руках Лидия держала букет цветов, который при ближайшем рассмотрении оказался бумажным.
— Доброе утро, не ожидал вас увидеть, — сказал я, неторопливо подходя ближе.
— А вы ожидали увидеть здесь кого-то другого? — несмотря на ее холодное озлобленное лицо, ее голос был наполнен интонациями и будто бы сдерживаемой страстью. — Доброе утро.
— Вы — лучшая, кого я мог встретить сегодня утром, Лидия Васильевна. Я просто удивлен этой встречей и ошеломлён вами, как и всегда.
— Сколько раз я просила называть меня Лидой, терпеть не могу эти условности.
Она вздернула нос и немного отвернула лицо от меня. Я сделал небольшой шаг к ней.
— Лида, я скучал, — сказал я тихо, так, словно ранее мы с ней успели быть близкими друг другу физически. Она будто бы только сильнее разозлилась, с напором выдохнула воздух через нос и протянула мне букет.
— Это вам.
— Премного благодарен вам и бумажной фабрике за эту красоту.
Я поднес поделку к лицу — бумажные цветы пахли цветочной сладостью парфюма Лидии.
— Мужчинам не дарят цветы. Мне не нравятся рамки, но в то же время я не люблю оскорблять людей. Поэтому я потратила весь вечер, чтобы вырезать эти цветы из бумаги, потому что живые вместе со мной могли бы стать вам противны.
— Поверьте, живых я не достоин, пускай растут, чтобы иметь шанс обрадовать вас когда-нибудь. Тем более ваши бумажные цветы исполнены крайне искусно, все, что вы творите…
— Прекратите, мне вовсе не нужны комплименты, и я пришла не ради них, — в этом она темнила, иначе к чему был весь спектакль? — Расскажите о вашей командировке. Каково было забирать мужчин из семей?
Она словно вылила на меня ушат холодной воды. По телу побежали мурашки, и я не мог найти слов. Лидия кольнула меня острым взглядом, но не смогла смотреть долго и отвернулась снова. После небольшой паузы она спросила чуть более тихим, но не менее жутким голосом.
— Я имею в виду, что мне хочется узнать: какова сила патриотизма среди крестьян?
Я смотрел на нее исподлобья, ожидая увидеть, как ее лицо смягчается от неловкости, но этого не происходило. Постепенно страх меня отпустил, и я сумел говорить, но сказать мне было нечего.
— Лида, — сказал я, — благодаря вашим словам я поеду на фронт и там умру от пули.
Я развернулся к выходу и стал высматривать извозчика. Позади себя я слышал стук каблуков Лидиных туфель, она продолжала идти за мной. А мне в самом деле хотелось убежать от нее, потому что Лида задавала правильные вопросы, ответы на которые заставляли меня ненавидеть себя.
Она молча села за мной в повозку, обозначив извозчику, где высадить ее, Лидин дом находился практически по пути.
Погода была холодной, но солнце светило ярко, я внимательно смотрел за напряженной работой мышц коня впереди нас, слушал цокот копыт. Окна домов сверкали, богато и красиво одетые люди затмевали своим видом бедняков, оттого казалось, что нищих будто бы и нет вокруг. Продавали газеты, их заголовки вызывали тревогу, а еще торговали сладостями, люди ели их с довольными счастливыми лицами.
Перед выходом Лида коротко взяла мою руку и тихо сказала: