— Иногда я бываю на спектаклях, — тут же смело отозвалась Рита.
— Она у нас такая домашняя девочка, — сказала мама. — Устает, конечно, на учебе, но как приходит с этих своих высших женских курсов, так сразу в свою комнату спать или читать, и никуда почти не выходит. Конечно, учеба на медицинском факультете дается нелегко, но я ей постоянно говорю, что нужно и о себе думать.
— Медицинский факультет? Это очень интересно было бы узнать, каково там учиться…
— Думаю, что за ужином в следующую среду Маргарита могла бы вам рассказать, — сказала бабушка, которая крайне редко раздавала кому-то приглашения в дом. — А теперь не будем вам задерживать.
— Правда? Я обязательно приду, значит, в следующую среду. Да-да, а теперь всего хорошего!
Все еще раз с ним попрощались, и он торопливо направился к двери. Я вышел вслед за ним. Даже после нескольких минут в натопленном доме на улице казалось невыносимо холодно, кожа на лице будто натянулась, мгновенно замерзнув. Белый чистый снежок начинал заметать мои только что оставленные следы. Наши пальто казались особенно черными посреди заснеженной темноты.
— Так зачем ты приходил ко мне? — спросил я, машинально пряча руки в карман.
— Да я насчет Лидки, — ответил он без всякого интереса. Снег налип на его волосы, а в моей шляпе скопилась уже целая ямка, наполненная снегом. — Да впрочем… Живите счастливо! Это я и хотел сказать. А коль обидишь ее, отвечать будешь головой. Свидимся!
Лутков пожал мне руку и, больше ничего не сказав, сбежал по ступенькам вниз и вскоре потерялся за стеной снега. Я еще некоторое время смотрел ему вслед, но различить его силуэт не получалось.
Когда я зашел в дом, бабушка и Рита стояли перед зеркалом.
— И какое впечатление ты о себе производишь, ты только посмотри на это! — мадам стукала сухим пальцем по выбившейся пряди из косы Риты. Та лишь только сморщила нос в ответ, но стоило бабушке убрать руку, как на Ритином лице вдруг снова появлялась легкая улыбка, которую ей сложно было сдержать. Потом Рита вырвалась из бабушкиной хватки, подмигнула мне и побежала наверх в свою комнату.
— Расскажи мне про этого очаровательного моряка, — сказала мама, беря меня под руку. Я неохотно рассказал маме о Луткове в паре фраз, вся эта история мне не нравилась.
А на следующей неделе прямо на улицах раздавались выстрелы. Последнее время я был увлечен только Лидой и всем вокруг нее, поэтому не заметил, как жестокая реальность вокруг стала касаться и меня. Казалось бы, в ресторанах разговоров-то было только о революции и я даже принимал в них участие, но я совершенно оказался не готовым к тому, что началось.
— Попрыгунья Стрекоза лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима катит в глаза, — сказала мадам, пока я с ошарашенным видом смотрел в окно, где по улице за неким господином без головного убора гналось два городовых. Его шапка осталась лежать в начале улицы. Пока господин боролся с городовыми, из-за закоулка выскочил мальчишка-беспризорник Богданчик, мы его периодически подкармливали, а мама вязала ему варежки, он схватил шапку и тут же скрылся в переулке снова. Вот кто никогда не растеряется.
Мама ходила из стороны сторону, измеряя шагами ковер.
— Гриша вчера прибежал с этими листовками о событиях в Петрограде, а с тех пор не появляется. Где я его должна искать, по квартирам тех его друзей?
— Мам, я уверена, что папе сейчас есть что обсудить, и он скоро вернется, его не надо искать.
Рита присела на край подоконника, подобрав под себя ноги, и тоже рассеянно смотрела в окно.
— Его снова сошлют! А он обещал мне, что больше там не окажется! Да и здоровье у него уже не то…
— Скоро он поймет, что его спесь и спесь ему подобных не может увенчаться успехом, и успокоится, — сказала мадам.
— Он должен был понять это еще после первой ссылки!
Мадам только поджала губы и ничего не ответила, ведь это все-таки был ее сын.
Я сказал:
— Я поищу его.
В маминых глазах промелькнула надежда. Она посмотрела на меня серьезно практические впервые в жизни, и в этот момент в дверь позвонили. Мы все встрепенулись, а мама побежала открывать ее. В дом вбежала Лида, оставляя мокрые следы от сапог на коридорном половике.
— Там бунт рабочих, Валерий!
Ее глаза горели от возбуждения и восторга, лицо приобрело естественный румянец, рот был приоткрыт, будто она замерла на вдохе. Я сразу подошел к шкафу и стал одеваться для улицы.
— Что там происходит? — спросила Рита.
— Я совершенно не знаю! — с таким же восторгом ответила Лида.
— Нет, подожди, Валера, не ходи! А то тебя сошлют вместе с отцом! — опомнилась мама и вдруг схватила меня за руку, будто действительно собиралась не пускать.