Лида была более радикальна, ей все на свете казалось хрупким и легко разрушаемым, она считала, что мы сможем построить новое, только стерев под основание старое. Иногда мы сходились в споре, но быстро мирились, потому что с тех пор, как она стала моей женой, мы старались быть друг к другу нежны.
Кроме того, тайно, стыдясь самого себя, я считал, что слишком резкие перемены могут оказаться не бережными к людям, я боялся совершенно новых форм правления, и из всего выбирал конституционную монархию. В творчестве я старался фраппировать публику, а в этом был наиболее консервативен из всех либералов.
Конечно, возвращения наследственный монархии я не желал. Царя Николая больше никто видеть не хотел. Даже мадам не высказывалась в его поддержку — она скорее не принимала перемены, чем одобряла именно царя.
— Сначала сожгли дом, а теперь собираетесь строить? Из чего, из пепла? — спрашивала она и внимательно смотрела на меня, ожидая продолжения дискуссии. Иногда я ее развлекал различными мнениями, среди которых я крутился, но непременно из каждой беседы она выходила победителям.
У Лиды были острые ответы на этот вопрос, я же скорее склонялся к бабушкиному мнению, но не признавался в этом даже ей самой.
Иногда мы приходили с Лидой на ужин, и тогда мадам адресовала этот вопрос ей. Лида старалась отвечать вежливо и тратила на это много сил, потому что коверкать свое мнение она не могла, но и портить отношения с моей семьей тоже не собиралась.
— Валентина Эрнестовна, давайте не будем с вами разводить демагогию. К абстрактному сравнению, живущему по заданным вами правилам, я могу придумать ответ, подчинив реальность вопроса себе. Вы спрашиваете, сожгли дом и что теперь строить новый из пепла? Нет. Ведь вокруг дома полно прочных деревьев, из которых можно, приложив усилия, сделать дом еще лучше прежнего.
Рита говорила мне про Лиду:
— Твоя жена напоминает мне мадам бабушку.
В этот момент ее улыбка становилась очень ехидной.
— Чем же? — совершенно искренне удивлялся я, потому что в самом деле считал их самыми не похожими друг на друга людьми, насколько это возможно среди женщин одного социального класса.
— Она тоже очень строгая, и ей не возразишь.
Мама же общалась с Лидой тепло, но я видел, что та ей нравится не слишком. Мадам же, несмотря на частые замечания в ее сторону и явную неприязнь к вызывающим платьям и макияжу, будто бы, в самом деле, ее уважала.
Отец пропитался любовью к Лиде и каждый раз при встрече с восторгом вспоминал, как мы повстречались с ним на митинге в феврале. Но его мнение было не в почете в семье, несмотря на то что он сейчас занимал важную должность при представительстве временного правительства в Москве.
Каждый день он приходил взбудораженный от настоящих политических дискуссий. Мама и мадам, привыкшие, что отцовское увлечение политикой не приносит никаких плодов, все будто не могли поверить, что он стал действительно важной фигурой и каждый раз удивленно притихали, когда папа рассказывал о прошедшем дне. Отец решал судьбы страны, это вытягивало из него силы.
А мы с Лидой снимали квартиру. Первые месяца после революции я был взбудоражен вместе со всеми, спорил, искал свою точку зрения. Постепенно я охладел, меньше стал обращать внимание на идеологический подтекст в стихах и печатать только то, что задело струны моей души и на более индивидуальном, чувственном уровне. Я занялся квартирой, для ее обустройства мне нужны были деньги. Я все-таки решился выпустить свои стихи, но присылал их в другие газеты, потому что мне было неприятно самому себя одобрять в печать на своем месте работы. Лида посмеивалась надо мной и говорила, что она не чувствует никакого стыда, что всем вокруг известно, что ее дрянные стихи печатаются лишь потому, что она была любовницей редактора. Теперь она стала его женой, стихи в газете выходят все с той же частотой, но новость стала не такая интересная.
Редактор рубрики новостей из мира науки эмигрировал в Чехословакию, поэтому я постепенно занял его место, хотя не то чтобы имел большой интерес к этой теме. Постепенно Лида тоже нашла работу и стала переводить немецкие издания на русский язык при университете и иногда вести группы студентов. Кроме того, у меня были деньги из семьи, но мне хотелось обустроить нашу квартиру лучше, поэтому приходилось много работать.