— Я все понимаю, но нам все равно нужно вернуться домой. Они сойдут с ума, если мы опять пропадем. Кажется, что в этот раз все серьезнее.
Лида это приняла, и мы пошли в сторону дома. Казалось, что ее не охватывает такой же нервный мандраж, как и меня. Лида была взбудоражена, почти как при февральских событиях.
Дома мы с отцом поругались, он настаивал на том, чтобы я с Лидой уезжал вместе со всеми, я должен был это сделать, по крайней мере чтобы сопроводить женщин. На дорогах может быть опасно. Это был убедительный аргумент, который поставил меня в тупик, и когда я попытался бить им же, настаивая на том, что в таком случае ехать лучше отцу самому, он резко ответил мне, что он-то как раз не может. Пока мы ругались, Лида сбегала и договорилась с соседом, который тоже был не против покинуть город, о том, что он сопроводит нашу семью.
— Лидочка, подумайте еще! — сказал папа и оставил свои попытки, когда встретился с ее каменным взглядом.
Потом мне пришлось провести вторую битву с мамой, которая все спрашивала нас, не дураки ли мы. Это было возможно.
Потом мы втроем проводили повозку с мамой, бабушкой и сестрой, и долго смотрели, как она увозит их по нервным улицам Москвы. Лида держала меня за руку, понимая чувственность момента.
— Ну, а теперь мне пора, — сказал отец неловко. Эта его простая фраза вызывала у меня тревогу и еще долго крутилась у меня в голове.
— Мы тебя проводим, — сказал ему я.
Мы шли по темным улицам к зданию городской думы, в которой еще было полно народу. Было холодно и слякотно, моросил дождь.
— В этот раз мы не будем лезть, — сказал я.
— Но мы должны быть здесь. Однако я обещаю, что мы не только не возьмем в руки оружие, но и не пойдем на митинги, — подтвердила мои слова Лида. Она не врала, Лида переживала за студентов, которым раздали винтовки, но она не пыталась затесаться в их ряды.
Мы проводили отца, попросили его возвращаться домой на сон, затем заглянули в Лидин университет и, не узнав там новостей, пошли домой.
Ночью мы спали, прижавшись близко друг к другу, а утром пошли на работу. Однако же в типографию меня не пустили, потому что было объявлено приостановить выпуск всех газет. Я был удивлен, потому что уже видел не одного человека с сегодняшним номером новой газеты «Рабочий путь».
Я остановился поговорить с коллегами, и услышал, что юнкеров и кадетов готовят к обороне оружейных складов. Кое-кто хотел присоединиться, некоторые думали остаться дежурить у типографии, чтобы по возможности не упустить шанс вновь вернуться к выпуску газет. Я сказал, что пойду прогуляюсь по городу, чтобы узнать какие-то новости и чтобы у нас вообще появилось что печать, потому что не все репортеры сегодня оказались на местах. И несмотря на то, что я вел литературную колонку, все поддержали мою идею. Мне советовали поговорить с отцом и узнать все из первых уст, и поражались, почему я сам не спросил. Я сам удивлялся, разводил руками и сам у себя спрашивал: почему же? Потом я ушел, в первую очередь потому, что хотел уйти, новости были вторичны.
— Валера, не отлынивай только! — прокричал мне вслед редактор колонки о светской жизни города. Я помахал ему, не оборачиваясь.
Лиду же пустили на работу, но занятий не было, да и ей сложно было заниматься переводами, когда вокруг творилась история. То есть, когда кровавые и исторические события происходили на границах империи — это было возможно, но когда тут, прямо на твоих улицах — все-таки нет. Наговорившись со студентами и коллегами, она вышла ко мне, и мы стали бродить с ней по улицам Москвы.
В этот раз мы были осторожнее и старались держаться ближе к домам, потому что казалось, что в любой момент могут начать стрелять. Движения на улицах не перекрывали, прохожие все равно спешили по своим делам, но вокруг строились баррикады, к которым было лучше не подходить. Большевики выделяли себя красными платками на плечах — красногвардейцы, сторону же так называемых «наших», то есть отцовскую, Лидиных студентов и добрую часть заседателей литературных клубов можно было узнать по количеству знакомых лиц. Иногда мы подходили к знакомым, чтобы узнать последние новости, иногда я кому-то помогал с постройкой баррикад. Так, встретив Федю, одного известного мне актера, с которым мы несколько раз вместе играли в настольный теннис и отлично проводили время за выпивкой, я решил остаться помочь на довольно продолжительное время. Раньше он вроде бы мнил себя анархистом, но теперь эти идеи подзабыл. Отдав маркое пальто Лиде, я стал помогать перетаскивать ему тяжелые скамейки с чугунными основаниями.