Я предложил ему зайти в дом, но оказалось, что он только что там напился чаю вместе с мамой и мадам и был отправлен ими встречать Риту после работы. Мы решили прогуляться.
Это было удивительно, полтора года назад он не нравился мне, теперь же я встретил его как доброго друга. Более того, почти как члена семьи. Казалось бы, он с Ритой был едва знаком, и все эти письма, доходившие от них друг другу нерегулярно, должны были ничего не значить, но я был уверен, что это не простая интрижка или симпатия. Рита была серьезной и ответственной девушкой, знающей себе цену, и она бы не стала поддерживать с ним общение все это время, расспрашивать Лиду о нем и заявлять о своей переписке не только нам, но и родителям с мадам. Более того, я чувствовал, что Лутков все еще влюблен даже по тому, как он вышел из нашего дома и встретил меня. Он был романтиком и целеустремленным человеком, я верил в эту безумную историю про его любовь с первого взгляда и серьезные намерения.
Вокруг Москва была окрашена красными флагами, плакатами с лозунгами. Я рассказал ему об отце, о нашем с Лидой браке. Оказалось, что никакой неловкости из-за Лиды мы оба не чувствовали, он был даже рад за свою подругу детства, да и я сам ему симпатизировал. Он слушал меня вполуха, видимо, эти события ему уже поведали мама и мадам, к тому же мысленно он приближался к Ритиной больнице быстрее, чем мы шли. Не боясь, что я могу его выдать, он вполголоса рассказывал мне о том, что события февраля задержали его в Петрограде, а потом он оказался на юге, где участвовал в Кубанских походах. Мы были на улице, поэтому подробностей он не поведал, но я знал, что если мы окажемся в квартире, то, скорее всего, узнаю о его геройствах в подробностях. Лутков туманно сказал, что приехал в Москву по особенному поручению, а затем его путь поведет дальше вглубь страны, но пока он здесь, он хочет перевезти свою семью. Они уже приехали из Петрограда, и в скором времени он собирается отправить их в путь до Черного моря, а оттуда в Константинополь.
Лутков вовсе не был удивлен, когда я рассказал о схожем плане, и тут же сообщил, что ему нравится идея посадить семью на выбранный мною поезд. Мои размышления о последующем пути он перебил на полуслове и рассказал, что дальнейшую дорогу я должен поручить ему. По пути он уже договорился на всех этапах о пересадках, кроме того, вместе с его матерью и младшими братьями ехал его отец, который должен разобраться в случае затруднений.
— Я был бы благодарен тебе всю жизнь, — вырвалось у меня, когда я осознал степень помощи, которую он предлагал.
— Сейчас время такое, — неожиданно серьезно сказал он, — что, если мы не будем помогать друг другу, мы сломаемся. Тем более моим будет скучно без компании. Спроси у Лиды, они без собеседников зачахнут быстро.
Тон нашей беседы с ним предполагал, будто бы он знал, что я не собираюсь в эмиграцию с остальными. Но я для верности вербализировал это.
— Я думал доехать с ними до порта, посадить на корабль, а потом присоединиться к армии.
— На юге? Не стоит.
— Не стоит?
Лутков окинул меня взглядом, почесал голову, будто ему стало неловко.
— Ты все главные бои просидел в Москве с большевиками под боком, твой отец заседал в думе, но его особенно никто не знает. Да, он очевидно был их врагом, но все-таки тебе лучше без рекомендаций туда не соваться.
Меня поразило, что я могу оказаться под подозрением, будто бы я «не свой». Конечно, я понимал, что в среду офицеров мне не попасть, но там было теперь множество людей без военного образования, для которых бы я сгодился. К нынешней советской власти я причислять себя не был намерен, это точно, но неужели белогвардейцы могли настороженно ко мне отнестись?
— Уверен, что среди тех, кто там находится, найдутся множество людей, которые смогут подтвердить мою личность и, возможно, порекомендовать.
— Возможно, Валер. Но ты лучше уезжай со мной сейчас в Сибирь, я тебя там устрою в армии. Там скоро окажется очень важный человек, который перевернет ход истории.
Я не понял, о ком именно он говорил, но эта мысль у меня не вызвала отторжения. В Сибирь так в Сибирь. Я был в тех краях, мысли о снеге и лесе меня не пугали. К Луткову я теперь питал самые товарищеские чувства, ехать с ним было бы приятнее и понятнее.
Тогда я не мог сразу ответить ему однозначно, но сердцем я для себя уже все решил. Я сжал птичку в кармане и подумал, что сама судьба ведет меня на восток.
Когда мы подходили к больнице, я думал, что Лутков попросит меня оставить его, но он этого не сделал. Было нечто правильное и светлое, что Рита виделась со своим избранником при брате. Когда она вышла, то сразу заметила меня, ее взгляд стал тревожным, будто я принес плохие новости.