С Сабиром мы познакомились при убийстве Трофимова. Он был из семьи обрусевших татар, дом его находился не так близко. Для меня тогда забрать человеческую жизнь было ново, Сабир же делал это уже не раз по долгу службы. Его вместе с братом призвали воевать в Европу еще в четырнадцатом году. Там над ними начальствовал Трофимов, и однажды в качестве наказания он отхлестал шомполом брата Сабира. В чем была его провинность, я так и не знаю, да и об этом случае Сабир рассказал мне, только когда мы стали близки. Из-за грязной солдатской формы и вшей раны загноились, и его брат испустил дух. В это время Трофимов сам получил травму и после лечения в строй возвращен не был, его оставили на гражданской службе в наших местах. Сабир дезертировал и доехал аж до Сибири в его поисках, здесь нас судьба и свела.
Мои самые близкие друзья того времени не очень-то торопились мне помогать с Трофимовым, не хотели браться за опасное убийство, которое не обещало большой наживы, и мы все сделали с Сабиром сами. Долго ждали мы его на дороге, пока однажды он не попался нам в лапы. Его сопровождающим мы мешки на головы нацепили и привязали к деревьям, а его повесили на крепкой ветке. Он болтался, а его люди злобились внизу. Я хотел, чтобы они все слышали и ощущали, как уходит из него дух, чтобы стало это им в назидание и они одумались, коль тоже дурными делами занимались, а если ж нет — то не шли по его стопам.
Зря мои друзья боялись, что это дело невыгодное, с Трофимова и его попутчиков мы стрясли немаленькую сумму, а я себе забрал его золотой перстень с камнем, Евгений Платонович сказал мне, что это так красиво поблескивает аквамарин. Такого цвета были Варины глаза в солнечных лучах, я хотел ей этот перстень отдать, но он с ее тонких пальцев спадал.
Сабир вернулся на Родину, но отец его не принял, сказав, что дезертирство — позор для мужчины, какие бы причины ни были. И после документального окончания войны Сабир не стал пробовать вернуться на Родину, даже несмотря на то, что его больше не должны были преследовать. Он вновь приехал в мои леса и остался здесь со мной жить вольной жизнью.
Сабир говорил мне:
— В твоей голове, Иван, нет генерала, вот научусь жить так, что и у меня будет там только моя воля.
Сабир был старше меня и в чем-то опекал, но мне было ужасно лестно, что я стал его ориентиром.
Еще одна важная особенность Сабира: у него был лучший конь во всем белом свете, карачаевский жеребец. Он нарек его Сулимом, конь был черный, как смоль, длинноногий, мускулистый, будто созданный, чтобы на нем ездили персидские воины. Более быстроходной и своенравной лошади я не знавал, я даже завидовал Сабиру, но это был исключительно его зверь, даже меня он к себе не подпускал и топтал копытами, раздувая ноздри, когда я пытался взять его за поводья. На коне Сабир становился словно сам благороднее, и все на него заглядывались, будто это царевич пожаловал к ним.
Остальные мои соколики попали ко мне не по столь благородным причинам. Все молодняк, как и я, в основном, они хотели наживы, оттого что жизнь их обидела тем или иным образом.
— Схоронимся, будь спокоен.
— Тише воды, Ваня, — повторил свою мысль Сабир.
Мы держали путь к Евгению Платоновичу, моему старшему другу. Он поселился в наших лесах несколько лет назад, я тогда был отроком и здорово к нему прикипел, он был человеком невероятно занятным. Раньше у него было большое поместье в Екатеринбурге и собственная фабрика, все досталось ему по наследству. Ему тогда было немного меньше сорока, он вел безбедственную жизнь, но на богатую ему никогда не хватало средств. Жизнь у него была интересная, он успел побывать в Азии и на Крайнем Севере, куда ездил вместе с экспедиционной группой. Евгений Платонович называл себя ученым человеком, но сфера его интересов была так разнообразна, что я толком не мог осмыслить, чем он занимается: я знал, что у него есть коллекция бабочек, которых он собирал по разным уголкам света, механические игрушки, купленные в Европе, обломки древних орудий людей, населявших нашу землю сотни лет назад, которые он нашел в археологических раскопках; его авторству принадлежал перевод поэтов Востока, его статьи печатали в газетах, он состоял в переписках со знаменитыми анархистами. Евгений Платонович называл себя авантюристом, это слово ему очень подходило. Получив большое наследство, однако же, он стал пить, как последняя деревенская свинья и множество средств промотал в азартных играх и просто из баловства. Он наклюкивался так, что видел чертей, его жена и дети сбежали к ее родителям, а он все продолжал квасить. Однажды же, когда он лежал на ковре в своей спальне вверх пузом и чуть не захлебывался от рвоты, к нему во сне пришел Святой Антоний и сказал ему, что он может искупить свои грехи, только коль отдалится от мирской жизни.