В последний год Евгений Платонович чуть сдулся, он стал выпивать. Он по-прежнему молился, постился и много работал во дворе, но иногда в его просторном доме мы устраивали гулянки, чтобы напиться до визга, иногда он к нам присоединялся и по чуть-чуть выпивал сам.
— Ядрена-матрена, — не сдерживаясь, говорил Евгений Платонович, проснувшись наутро после пьянок, — бремя искушенного я все несу. Не зря ко мне приходил Святой Антоний.
После революции Евгений Платонович стал выезжать в город, он тоже был любопытный, и вроде бы подумывал остановить свое так называемое уединение и примкнуть к большевикам, но потом послушал про замученного священника, про обворовывание церквей и решил, что этот путь слишком греховен. В городе ему рассказали о случае, где якобы большевики расстреляли крестный ход, я тоже удивился и разозлился, услышав это. Я тут же поехал в город выяснять, и у кого бы не спрашивал, так и не смог найти хотя свидетеля этого события, не то что виновника или пострадавшего, поэтому так и не знал, байка ли это. Евгений Платонович же был неумолим.
— Каиниты! — восклицал он и только так теперь их и называл. Впрочем, я разделял его злость и согласен был их терпеть, только пока мы не погоним из Сибири сукиных детей, породивших таких, как Трофимов.
Евгений Платонович был другом, поэтому мы ехали к нему. Пошел дождь, замывающий наши следы, и, если у Валерия Воронкова есть тот, кто будет искать его обидчиков, он вряд ли нас выследит. Варя мерзла, а я вдруг заметил, что по моему телу до сих пор гуляет жар, загоревшийся во мне, когда я провернул нож в теле. В этом чувстве не была только радость и злость, неожиданные известия о семье еще щемили сердце.
— У меня кровь в ушах еще звенит, — говорил я Варе.
— Я слышу.
Мы доехали до дома Евгений Платоновича, привязали лошадей и вошли внутрь. Мы были привычными гостями, поэтому он только выглянул из своей полупустой комнаты и махнул нам рукой, чтобы мы проходили. Комнат было несколько, у нас уже были собственные. Мы с Варей пошли в свою, и только под утро кровь в моих висках перестала стучать громко.
Утром за столом я рассказал Евгению Платоновичу о своем брате Валерии. Он слушал, закусив губу, будто бы невнимательно, его взгляд бесцельно блуждал где-то за моей спиной, словно он не рядом со мной, а витает черт знает где в облаках. Но когда я закончил, он посмотрел на меня своими блестящими черными глазами, и я понял, что зря боялся за его присутствие.
— Наказание тебе больше дадут, чем ты можешь снести, — сказал он, и у меня по спине пробежал холодок. Я вроде бы поспорить был готов с любым, даже с Богом, но гнев его больший, чем я уже заслуживаю, навлечь на себя не хотелось.
— Чего это?
— А ты чего ожидал от братоубийства?! — вдруг воскликнул он и вскочил со скамьи, заходил из стороны в сторону по своей просторной полупустой кухне. Я тоже подскочил, весь взбудоражился, и я не то чтобы разозлился на него, но был готов обороняться, а значит, нападать. На кухне мы были одни.
— Так знать откуда мне, что он братом мне был?
— Да, Ванька, откуда тебе было знать? Значит, что-то тебя и твоего брата вело, чтобы встретить вас на дороге в лесу.
— Так рассказы этого Григория, отца моего, и вели?
Евгений Платонович решительно покачал головой. Он ускорил шаг, стал ходить туда-сюда, заложив руки за спину, и напоминал в этот момент ворону. Потом вдруг остановился, вскинул руки и громко воскликнул, почти закричал:
— Давай ее сюда!
— Кого это?
Я сначала подумал о Варе, а потом более ни о ком не успел, потому что он снова закричал, как дикий зверь:
— Игрушку свою, которую твой брат привез обратно!
Она была у меня в кармане, я протянул сороку ему. Евгений Платонович ее еще не видел, большую часть времени, пока она была у меня в детстве, она пролежала у мамы.
— Рубин, настоящий. И золото, — сказал он, стуча длинным ногтем по ее глазкам, затем по ее украшению. Потом он быстрым шагом направился в комнату, где спал, я побежал за ним.
— Пламя, наверное, возьмет только деревяшку, — он вдруг потянулся к чугунной дверце печи, и я едва успел схватить его за руку.
— Нет! Одурел!
Евгений Платонович неожиданно оказал сопротивление, он не только попытался вырваться, но еще и толкнул меня. Уж я к бою всегда был готов, но от него не ожидал, поэтому даже отпрянул.