Мы поехали от нашей станции ближе к городу, там после долгих блужданий нам попался мужчина на коне, это было очень удачно. Кроме меня с Сабиром с нами было еще двое моих соколиков, Леха Евразиец и Макар, я бы и один его разоружил, а вчетвером мы это сделали мгновенно. Мужчина выглядел как офицер, но как бы настойчиво я у него ни спрашивал, он не признавался, что служит в армии. Денег у него не было ни шиша, зато были письма, в одном из которых говорилось об аресте одного атамана. Письмо можно было продать, но главное — это был конь, он был хорошей добычей.
Двое других моих говорили, что с нашим встречным нужно расправиться, очень он напоминал военного, Сабир сомневался, а я решил его помиловать. Пленник утверждал, что он лишь посыльный, и в связи с недоказанностью его вины по случаю рождения сына я решил не лютовать.
— Будь благодарен, в живых оставлю. Но имя твое запомнил, знаю, что в городе живешь. И коль твой конь тебе окажется дороже твоей жизни и ты пошлешь по моему следу собак, но я найду тебя по твоему имени, и жену твою себе приберу, а коль и дети есть, то и им применение найду. На понятном языке я говорю?
Он все понял, покорно закивал. Может быть, не правы были мои ребята и не военным он был, уж больно трусливый. Я привязал его за руки к толстой ветке у него над головой и дал сигнал уезжать.
— Красивый конь, — говорил Леха Евразиец, поглядывая на животное своим здоровым европейским глазом. Свою кличку он получил, потому что в драке ему здорово подбили глаз, так что одно веко больше никогда на место не стало и тяжело нависало над глазом. Сам Леха был круглолицый и чернявый, и со стороны подбитого глаза выглядел вылитым азиатом, а с здоровой стороны европейцем. Сначала его звали все Полукитайцем, но я придумал кличку получше.
— Так чего думаешь? Своего ставь в стойло, а этого бери.
Конь был пегий, рыже-белый, даже на морде было пятно, Лехе явно нравилась такая его двуликость.
— Назови его только Янусом! — сказал и заулыбался в нетерпении желая рассказать об этом Евгению Платоновичу, который меня римской мифологии по верхам и выучил.
К знакомым большевикам я поехал один. После того, как их изгнали из Омска, некоторые попрятались здесь по деревням в округе. До нашей никто не доехал, видно, далеко была от города, но я знал, где искать. Ездить к ним было лучше без компании, чтобы лишним народом не привлекать внимание. Письмо я порезал пополам, чтоб они меня в цене не обманули и им хотелось бы прочитать нижнюю половину.
Оказалось, я все правильно сделал. Их начальник, Гладышев, прочитав письмо, громко засмеялся и полез в мешок за деньгами.
— Эх, Ванька, не продешевит! — он положил на стол деньги, я их посчитал.
— Еще столько же, и дам остальные письма, все пять штук. Я в них большой ценности не нашел, но вы своим глазом можете и углядеть.
Гладышев махнул рукой и вывалил еще деньги. Он явно был в хорошем настроении, чуть навеселе.
Я хотел было уйти, как он окликнул меня у двери.
— Работа какая есть?
— Ну есть. Ванька, а ты в государственном перевороте поучаствовать не хочешь?
Мне понравилась его формулировка, несмотря на то что этих переворотов в последнее время было пруд пруди, я был не против поучаствовать еще в одном.
— Тогда попрошу тебя с твоими разбойниками мост подорвать, когда начнется переворот. Но, Вань, прошу не за плату, а надеясь лишь на твой воинственный дух. Ты сам говорил, что эту белую сволочь нужно гнать. Они уже людей арестовывают, сажают, расстреливают, свою же власть в учредительном собрании поделить не могут, законы ужесточают, газеты закрывают. Под городом учрежден концентрационный лагерь для наших пленных. Мы, народ, свергли диктатуру царизма не для того, чтобы долго терпеть военную диктатуру. Действовать нужно как можно скорее, но разумно.
— Нам не нужен ни новый царь, ни новый Цезарь! — грозно сказал я, решив похвастаться своими знаниями.
— Верно, Ваня. Мы должны положить все силы, чтобы Россия смогла познать слово «свобода».
— Или смерть.
— Что?
— Свободу или смерть. За свободу можно положить жизнь.
— Ты с лозунгами поосторожнее. Так ты согласен?
— Все нажива от моих рук и оружия моих ребят — наша. А так согласен. Наливай!
Мы выпили с Гладышевым для скрепления договора, и он показал мне мост через Иртыш на карте, который должен быть взорван. Он был с другой стороны от моих владений, но и время пока терпело, свой переворот они планировали примерно через месяц. У нас было время съездить к тому мосту и все изучить.
Я никого не заставлял, но большинство моих ребят согласились участвовать. Мы съездили к тому мосту, осмотрели его, быстро прикинули, куда приладим взрывчатку. Сабир был в этом ас, он на войне однажды тоже взрывал мост при отходе батальона. Опасно было примелькаться у моста, тем более когда пошел снег и наши следы оставались на нем, поэтому мы спланировали все за один присест и собирались еще раз проверить мост только накануне. Однако с Гладышевым и другими большевиками пришлось контактировать еще несколько раз, и я случайно узнал, что Толик сейчас в самом городе, якобы даже работает в гражданской должности, и участвовать в восстании будет изнутри. Мы все это время не знали о его судьбе, и вот оказалось — он в сутках езды, а увидеться мы никак не можем. Пока судьба восстания, а соответственно и Толика не была известна, я решил ничего не говорить об этом ни его жене, ни отцу с матерью.