— Жаль я их не видел, нужно будет съездить на них посмотреть. А столицу их знаешь?
— Забыл.
Я повернулся к Сабиру и Макару.
— Лондон, — ответил Сабир.
— Верно. А правит ими король, Георг Пятый, родственник нашего усопшего царя. Говорят, он страстный любитель коллекционирования марок. А знаете, кто у них еще есть?
— Кто? — спросил Макар.
— Герцоги, лорды и бароны. Все жутко благородные и обладают такими утонченными манерами, что нашим буржуям и не снились. Они остроумны и колки в словах, одеты с иголочки и едят сразу множеством столовых приборов. Имена у них непохожие на наши, но на все есть аналоги. Я вот был бы не Иван, а герцог Джон. А ты бы, Толик, был бы барон Тони. Не Тоня, а Тони, запомнил?
— Запомнил.
— А я? — спросил Макар.
Я немного подумал, много разных имен мне наговорил Евгений Платонович, но все звучали будто непохоже.
— А ты был бы барон Малькольм.
— Да ладно? Еще раз, как?
— Малькольм. А ты бы, Сабир, был бы лорд Сайбир.
Это я уже придумал, но Сабира это повеселила, он весело цокнул языком.
— Мы бы собрались в своих замках, сделаны они были бы все из камня, поросшего мхом. За окном бы у нас была не вьюга, а дождь, потому что в Лондоне целыми днями идут дожди. Еще за окном бы был газон, коротко стриженная травка, ровненькая, будто ее обрезали сверху по линейке, а по ней ходили бы длинные большие собаки — английские доги. Дверь нашим гостям открывал бы наш дворецкий, одетый в такой костюм, как мы на похороны не наряжаем, с белой-белой рубашкой. Мы бы с вами сидели в личной библиотеке на втором этаже, а то и на третьем, где у нас бы стояли целые стеллажи книг, и верхние можно было бы достать, только бы подставив лесенку. В центре бы у нас стоял дубовый письменный стол, лампа с ножкой из малахита, а рядом — глобус, шар, на котором нарисована вся карта Земли. Мы бы с вами пили чай из маленьких чашечек и помешивали его маленькой ложечкой, и говорили бы с вами о философии.
Я стал им дальше рассказывать об Англии, и они все втроем заслушались, даже Толик, на время будто бы забывший о болезни. Я красочно описал нам наш воображаемый образ жизни, и всем он очень понравился. Я так умело все говорил, что каждый из нас на это время почувствовал себя хотя бы лордом. В своем рассказе я обращался к людям «сэр», и всем это жутко льстило.
Мы проговорили об Англии почти до вечера, пока Толик не ослаб, но мне показалось, что он засыпал с довольной мечтательной улыбкой.
Еще несколько вечеров прошло за разговорами и выпивкой, что нам хозяйка принесла после долгих уговоров.
Так мы и сидели, запертые непогодой и нездоровьем Толика несколько дней. Постепенно Толик пошел на поправку, лекарь, видно, был прав, и его рана была несерьезной, хотя и определенно тревожащей. Мне не терпелось навестить Варю с ребенком, маму, но я терпел, хотел дать время еще подлечиться Толику. Я отправил Макара, и он был дома еще до Нового Года, мы же решили отправиться в сочельник. Толик не хотел ехать именно в этот день, говорил, мало ли что-то произойдет, коль не явимся домой затемно, когда девки все гадают, но я говорил ему, что лучшего дня для этого нет.
— В богоявленную ночь, перед утренней, небо открывается. Это ночь, чтобы смотреть в небо и загадывать желаний. Попроси за себя здоровья.
Толик тогда уже резво ходил, поэтому и на коня забраться сумел. Мне было грустно ездить по деревням, я не встретил ни одного колядующего, война лишила людей радости. Мне самому хотелось схватить бубен или привести своего ручного медведя из леса и начать веселить народ, но было мне не до этого, я спешил к Варе.
Мы смогли добраться до дома до вечера и вместе отпраздновать Рождество. На нас стол не накрывали, но чем подкормить нашли. Люда кинулась к Толику на шею и лила слезы, а он стоял, рассеянный, будто бы ему было неловко, что его жена так рада возвращению. Потом он поднял на руки пугливую Шурочку, которая начала его забывать, и весь вечер не отпускал. Варя же схватила меня за руку и повела в комнату смотреть на Васеньку. Я жутко обрадовался им обоим, и все ждал момент, когда бы я смог увести Варю, чтобы остаться наедине. Вскоре она сама подыскала укромное местечко.
Потом мы сидели за праздничным столом, и от радости возвращения даже меня с Варей никто не угрызал. Наоборот, меня даже хвалили.
— Честно говоря, это Ваня мне жизнь спас, — сказал Толик и поведал им всю историю.
— Ваня! — воскликнула серьезно мать, прикрыв рот ладошками. — Так ты и героем можешь быть!
— Кем я только не могу быть, — отмахивался я.