Наутро проснулся, оттого что кто-то тянет меня за рубаху, я сразу грозно раскрыл глаза и зло стал оглядываться. Врассыпную от меня бросилась толпа беспризорников. Но только увидав, что я не кидаюсь тут же следом за ними, остановились от меня на приличном расстоянии и стали смотреть своими большими от голода глазами.
— Уши поотрываю! — я погрозил им кулаком, все еще не поднимаясь на ноги и тем самым не отпугивая их дальше. Повертелся, деньги у меня были припрятаны под одеждой в разных местах, вроде все были на месте.
— Дяденька, — сказал самый наглый из них, он был веснушчатый, как я, и тем мне сразу понравился, — дай ради товарища Ленина нам денежку, очень голодно, холодно да жутко нам.
— А чего не ради Христа?
— А ты и ради Христа дай, и ради Ленина.
— Дурачье! Так вас люди, что будут злее меня, побьют за такие слова. Тут надо одно, иль Ленин, иль Бог. Со мной нужно вторым козырять.
— Бог тебя превознесет, коль подсобишь нам денюжкой, дядя.
Я все-таки вскочил на ноги, и они тут же синхронно чуть отступили от меня. Единая волна оборванцев. Жалко мне их было.
— Коль отведете меня, где хлеба можно взять, накуплю вам много.
Дети выглядели чуть разочарованными, им бы хотелось тратить мои деньги самим, но от любого шанса чего-то получить они не отказывались.
— Пойдем покажем тебе место, — сказал один из них. И я пошел за ними следом, а сам думаю, вдруг у кого-то из них пистолет в сумке и они пристрелят меня где-нибудь в уголочке. Или даже ножичками, их было много, если мне не повезло бы, мог и не справиться бы. Тем более если они уже нащупали денежки, то искушение велико. Поэтому я шел вразвалочку, чтоб они видели, что я человек непростой и опасный. В итоге дошли мы без приключений, и я накупил у мужика с рук хлеба и варенья. В душе я злился на этого мелкого купца, кабы не из наших деревень изъятое насильно это зерно, и ягоды были, но виду не показывал, так как не искал проблем.
Дети похватали еду и сразу стали себе в рот запихивать, стараясь получше хлеб в варенье окунуть и не проморгать свою долю. Пара мальчишек сразу убежали, а остальные вперили в меня выжидающий взгляд, мол, чего я у них взамен попрошу.
— Так, гаврики, давайте рассказывайте, что в городе происходит?
Я вчера об этом и в кабаке спрашивал, выяснил все на свете, но так захмелел, что к утру и позабыл. Сначала самый серьезный мальчик с бледным длинным лицом стал рассказывать о горсовете, новых заводах и лагерях военнопленных. Потом он упомянул, что стали открываться приюты для детей, и эти слова взбудоражили остальных.
— Я, между прочем, сам был в Ольгинском приюте, он был назван в честь княжны, дочери императора. Сейчас там больница для заразных, всех детей отправили в другой город, а я не дурак, чтоб всем верить, и сбежал. Между прочем, наш детский сад стоял на бывшем кладбище, там живут призраки мертвецов.
— Поэтому в больнице всяк помирает! Из-за мертвецов!
— Тупые бошки! Такого не бывает, в новых приютах такого нет!
— Потому что там кладбища нет!
— Бесогон ты, это потому что они советские! Николай уже умер, оттого и призраки, а товарищ Ленин жив, вот и нет призраков!
Они заспорили, и мне даже пришлось на них прикрикнуть, чтоб вернулись к сути беседы. Тему призраков дети оставили, но все продолжали говорить про свои приюты. Был паренек, который уже побывал там и сбежал, говорил, что хорошо, там кормят три раза в день и кровать длинная, но летом он хочет жить на свободе, поэтому сбежал, к зиме вернется. Некоторые говорили ему, что его обратно не примут, раз уже сбегал от них. Тем более сколько зимой будет желающих поселиться там, мест на всех не хватит. Другие говорили, что до зимы еще много таких приютов откроят, и всех детей на улице, хочешь не хочешь, а пришлют туда жить. В своем беспокойстве они были правы, город действительно кишел беспризорниками, и казалось сказкой построить столько домов, чтобы вместить всех их.
Когда они утихли, я стал расспрашивать о том, как же они без дома остались. Истории были разные, хотя в сути и похожие: война да бедность. У кого-то родителей убили белые, у кого-то красные, кто-то не смог кормить всех детей и некоторых оставил, кто-то потерялся на вокзале при переезде, у кого-то родные выпали из переполненного поезда на ходу, у кого-то наткнулись на дикого зверя при переходах. Я все думал, а не будет ли среди них такого, чьего отца убил Ванька Сорока, но таких историй не услышал. Я курил папиросу, и дал им одну, они по очереди ее сосали. Ну, думаю, точно нужно убить всех белых да красных, злым путем приду к доброму концу.